- Что "нет"? - плеть касается шеи. - Он не верит в богов?

   Верит. Но в себя - больше.

   - Ну же, скажи, почему Ерхо Ину пожертвовал любимой дочерью?

   - Не любимой, - мой голос звучит тихо, жалко. И Янгхаар не спешит задать следующий вопрос. Он просто ждет, смотрит.

   Улыбается.

   А черные глаза темнеют. Знаю, что невозможно такое, но я вижу, как расплывается в них иная, предвечная тьма. Бездна выбралась наружу.

   - Ты не Пиркко, - толстяк роняет лоскут ткани под ноги и проводит по клинку ладонью. - Ты ведь не Пиркко?

   - Нет. То есть, да. Я - не она.

   - А кто? - пальцы сдавливают подбородок.

   - Аану. Аану Ину.

   Аану Каапо.

   Я больше не принадлежу роду Ину. Но и не смею причислить себя к роду мужа.

   - Рыжие волосы, - заметил толстяк. - Я ведь тебя предупреждал.

   Янгхаар его не слышал.

   - Аану, - он повторил мое имя со странным выражением. - Аану Ину...

   И плеть соскользнула с шеи, уперлась в грудь.

   - Почему я о тебе не слышал?

   Потому что отец не любит вспоминать о давней ошибке, да и само мое существование позорит древний славный род.

   Позорило.

   - Ты и вправду его дочь?

   - Да.

   Невозможно лгать, глядя в эти глаза.

   - Я его дочь. Незаконнорожденная.

   Моя мать была рабыней. А отец совершил ошибку, признав меня. Но разве я виновата хоть в чем-то?

   Ноздри Янгара раздулись, а губа приподнялась.

   - Ублюдок, значит... видишь, Кейсо, до чего славно получилось... я ублюдок... она ублюдок... нас уже двое. Ерхо Ину подобрал мне достойную невесту.

   Его слова причиняли боль.

   Я думала, что уже привыкла к ней, и к презрению, и к гневу, к насмешкам, пожалуй, ко всему... люди жестоки. И почему Янгар должен отличаться от них?

   - Остынь, Янгу, - сказал толстяк, поднимаясь. - Уходить пора.

   Только Янгар не услышал.

   Он наклонился ко мне и сделал глубокий вдох, втягивая запах моего тела.

   - Почему, богов ради, ты ничего не сказала?

   Боялась.

   Сначала отца.

   Затем его.

   И того, что будет со мной.

   И того, чего я лишусь. Одна лишь ночь - разве это много? Но ночь закончилась... и что теперь? Я найду тысячу причин, но каждая из них - слабое оправдание, но... разве был у меня иной выбор? Возможно, что был.

   - Она делала то, что ей сказали, и только, - Кейсо поднялся. - Уходим.

   - Погоди.

   Теперь и я ощущала его запах, резкий, какой-то звериный. А плеть вновь поднялась к лицу, и основание рукояти уперлось в лоб.

   - Ты ведь не знала, что он собирается сделать?

   Нельзя врать, глядя в его глаза.

   Я не знала. Я догадывалась, что отец задумал недоброе, но...

   - Скажи, - попросил Янгхаар. - Хоть что-нибудь.

   И наверное, слепая Акку, цвет которой - синий, а губы вовек зашиты суровой нитью, поскольку слишком злые слова произносит раздвоенный ее язык, предъявила на меня права. Иначе почему я, глядя в черные лютые глаза мужа, произнесла:

   - Мой отец просил передать, что Ерхо Ину не прощает обид. И не боится псов. Даже бешеных.

   Я видела, как дернулся Янгар. Отпрянул.

   И лицо его вдруг стало белым, а из ноздрей хлынула кровь.

   Я видела, как медленно, очень медленно поднялась его рука. И плеть в ней, очертив полукруг, устремилась ко мне черной гадюкой.