Затем Тони прошел в палату Стори и увидел лиловый синяк на его щеке. По словам санитара, впустившего Тони в отделение, Тома Стори ударил во время групповой терапии другой пациент. «Даже эти сумасшедшие ублюдки презирают детоубийцу», – прокомментировал он.

Тони подвинул стул и сел рядом с пациентом.

– Понимаете, Том, в любом из нас живут две личности, – начал он. – По одной на каждое полушарие головного мозга. Из них одна – босс, она повелевает другой личностью, более слабой. А у вас повреждены дипломатические связи между ними, и трудно сказать, что начнет вытворять слабая личность, когда войдет во вкус власти.

Стори, не изменив позы, произнес:

– Я это чувствую. Внутри меня словно поселился злой дух и не оставляет меня в покое. Допустим, вы выясните, что у меня опухоль мозга, и, допустим, она меня не убьет. Значит, безобразия в моей голове продолжатся и дальше?

– Я не стану вам лгать, Том, – сказал Тони. – Вашу ситуацию невозможно исправить быстро. Понимаете, у вас доминантная левая сторона мозга. Она отвечает за чтение, письмо и счет. А правая сторона мозга неграмотная, зато воспринимает музыку и форму. Я подозреваю, что она испытывает фрустрацию, так как не может выразить себя обычным путем человеческого общения. Вот почему она срывается с катушек, когда левая сторона ослабляет свою хватку. Но это еще не конец истории.

– Зато конец для Тома Стори. – В голосе пациента звучала горечь.

– Не обязательно. У нашего мозга поразительное строение. В случае повреждения какого‑то участка он задействует другие, и они выполняют работу, которую делал пострадавший участок. Кроме того, мы сами можем кое‑что предпринять для реабилитации взбунтовавшейся части вашего мозга. Я могу вам помочь в этом.

Стори тяжко вздохнул:

– Но вы не можете вернуть моих детей. Верно?

Тони посмотрел в окно на метель из золотых и пурпурных листьев:

– Нет, не могу. Зато я в силах помочь вам жить дальше без них.

Слезы брызнули из глаз больного и потекли по щекам.

– Зачем вам это надо?

Потому что это единственная вещь, которую я хорошо делаю, подумал Тони, а вслух сказал:

– Потому что вы этого заслуживаете, Том. Определенно заслуживаете.

***

Кэрол вошла в комнату для допросов, излучая уверенность, которой на самом деле не ощущала. Уже много месяцев она не проводила таких бесед со свидетелями или подозреваемыми и опасалась, что эта пауза скажется на профессионализме. Ее тревожило и сознание того, что сама она постоянно находится под пристальным критическим взглядом Полы. Рон Александер казался уже не таким безмятежным, как до этого. Он прятал глаза, непрестанно крутил на пальце обручальное кольцо.

– Я старший детектив‑инспектор Джордан, а это детектив‑констебль Макинтайр, – проговорила Кэрол, садясь в кресло. – Как вам, вероятно, объяснила ваш адвокат, мы ждем от вас, мистер Александер, помощи в другом расследовании, не связанном с тем, по которому вы были арестованы. Мы будем признательны вам за сотрудничество.

– Почему я должен вам что‑либо говорить? – выпалил Александер. – Вы исказите все, что я вам сообщу, и состряпаете против меня дело.

Бронвен Скотт положила ладонь на его плечо:

– Вы имеете полное право молчать, Рон. – Она твердо смотрела на Кэрол. – Мой клиент озабочен тем, что любая его попытка сотрудничества в дальнейшем обернется против него.

– Между прочим, миссис Скотт, – обратилась к ней Кэрол, – не мы завели против него дело, а Королевская прокуратура, но я готова при необходимости обратиться к ним с ходатайством.