– А разве вы, врачи, не так делаете карьеру? Изучаете таких, как я, под лупой и потом строчите свои статьи и книги?

Тони пожал плечами:

– У меня другие методы. Да, иногда я действительно описываю случаи из своей практики, но не ради профессиональных амбиций. – Он обвел рукой свой кабинет. – Взгляните, похожа ли моя берлога на резиденцию человека, озабоченного своей карьерой?

Стори еще раз огляделся, на этот раз более внимательно. На стенах ни дипломов, ни подтверждений ученых степеней, на полках не видно книг с фамилией хозяина кабинета, специально выставленных на обозрение. Ничто не указывало на то, что Тони пытается произвести впечатление на посетителей своим положением в науке.

– Пожалуй, нет, – признал он. – Так зачем вы с нами возитесь и пишете о нас, если не для того, чтобы завоевать известность?

– Потому что это позволяет мне и моим коллегам – ведь каждый из нас читает то, что написали другие, – успешнее лечить людей, обратившихся к нам за помощью. И если я когда‑нибудь напишу о вас – а пока я этого не планирую, так как не знаю, как сложится ваше лечение, – то расскажу про наши методы и динамику вашего состояния, чтобы следующий Том Стори получил необходимую помощь быстрее, чем вы. – Тони говорил искренне и со страстью.

После его слов Стори заметно расслабился:

– Тогда что же вы имели в виду, когда сказали, что вам требуется моя помощь?

– Я присматривался, как вы общаетесь с другими пациентами. У вас очень хорошо получается. Вы умеете налаживать контакт с теми людьми, которые не доверяют персоналу госпиталя.

– Я всегда легко сходился с людьми, до того как… – Стори замялся.

– До того как заболели? – подсказал Тони.

– Вы хотите сказать – до того как сошел с ума. Почему не сказать прямо? Здесь никто не называет вещи своими именами. Никто не зовет нас психами, сумасшедшими, даже пациентами – редко. Вы все ходите вокруг да около, будто мы не знаем, почему оказались тут.

Тони улыбнулся, пытаясь снять раздражение больного.

– Неужели вам было бы приятней?

– Так честней. Вы ждете от нас честности во время сеансов психотерапии, а сами обволакиваете все в эвфемизмы.

Тони воспользовался моментом. Раз уж он решил переписать правила госпиталя, то сейчас самое время для этого.

– Ладно, попробую говорить без обиняков. Вы прекрасно ладите с психами. Они вам доверяют. Вы им нравитесь. Они смотрят на вас, как на своего, не воспринимают вас как угрозу.

– Потому что я один из них, – уточнил Стори.

– Но большую часть времени вы все же тот человек, каким были, пока вас не предало собственное тело. И я рискую предположить, что вы таким образом можете мне помочь. – Тони вздохнул и откинулся на спинку кресла. – Я работаю не только здесь. Еще я помогаю полиции, анализирую поведение правонарушителей и пытаюсь давать рекомендации, которые помогут задержать преступников, прежде чем те совершат новые злодеяния.

– Так вы, значит, судебный психолог? Профайлер? Как в том сериале, где играла Элли Уокер?

Тони поморщился:

– Ну, на Элли Уокер я, как видите, не похож. Так же как и на Джоди Фостер. В том, что я делаю, нет ничего выдающегося. Но я действительно профайлер. Сейчас работаю с брэдфилдской полицией. Мы должны поймать убийцу, прежде чем он заберет новые жизни.

– А я тут при чем? – озадаченно спросил Стори.

– Один из здешних пациентов был осужден два года назад за убийство четырех женщин. В его вине нет никаких сомнений.