Свисавший с остриженной головы Диллона узкий чуб при ходьбе немного покачивался. Диллон тратил немало времени и сил на регулярный уход за этим украшением и его избавление от вездесущих насекомых Фиорины, но стойко терпел все неудобства ради того, чтобы содержать в порядке чуб как символ своей индивидуальности.

Диллон громко прокашлялся и начал: — Господи, дай нам силы, чтобы все претерпеть. Сознаем, что мы всего лишь жалкие грешники, находящиеся во власти разгневанного Бога. Да не разорвется вечный круг… пока не наступит назначенный день. Аминь.

Молитва была очень короткой, но и этого было вполне достаточно. Каждый заключенный поднял правую руку со сжатым кулаком и медленно ее опустил. Этот ритуальный жест означал не вызов, а покорность и смирение. На Фиорине неповиновение не давало никаких преимуществ, оно грозило лишь исключением из сообщества заключенных, а иногда и преждевременным уходом из жизни.

Если в своем неповиновении заключенный заходил слишком далеко, Эндрюз мог выгнать его из комплекса. Так он иногда и делал, причем почти безнаказанно. Здесь некому было возражать, контролировать действия начальника колонии или сомневаться в их справедливости. Не было здесь и судебных следователей, которые стали бы выяснять причины смерти того или иного заключенного. На Фиорине Эндрюз выносил приговор, и он же приводил его в исполнение. Жизнь заключенных стала бы совсем невыносимой, если бы не тот факт, что, несмотря на тяжелый характер, Эндрюз был справедливым человеком. Заключенные считали, что в этом им просто повезло. Ведь могло быть и иначе.

Эндрюз оглядел своих подопечных. Каждого из них он знал очень хорошо, намного лучше, чем ему хотелось бы — будь у него выбор. Он знал их достоинства и недостатки, пристрастия, антипатии и грешки, все подробности их личных дел. Одни были настоящими подонками, другие просто не смогли найти себе место в обществе. Были и всякого рода промежуточные варианты.

Эндрюз со значением прокашлялся.

— Благодарю вас, джентльмены. О том, что произошло сегодня ранним утром, было много разговоров, большей частью слишком фривольных. Поэтому я рассматриваю наше собрание как способ регулирования нелепых слухов.

А факты таковы. Как некоторые из вас уже знают, во время утренней вахты, точнее в 6.00 утра, при посадке потерпел аварию аварийно-спасательный шлюп модели 337. Из его экипажа один человек остался в живых, а двое погибли. Там же находился андроид, однако его состояние не дает ни малейшей надежды на восстановление. — Эндрюз немного помолчал, как бы предоставляя слушателям возможность переварить информацию. — В живых осталась женщина.

Аудитория оживленно загудела. Эндрюз внимательно прислушивался, стараясь оценить реакцию собравшихся. Пока все шло неплохо… Пока.

Один из заключенных, Морс, перегнулся через перила. Ему не было еще и тридцати, но выглядел он намного старше своих лет. Фиорина быстро старила своих невольных обитателей. Морс щеголял золотыми зубами — одним из побочных следствий какой-то его антиобщественной деятельности. Золото было выбрано из эстетических соображений. Морс казался чрезмерно взвинченным и раздраженным. Впрочем, таким он был всегда.

— Я одно хочу сказать. Когда меня сюда привезли, я дал обет целибата. Это значит — никаких женщин, никакого секса ни в каком виде, — он возбужденно оглядел товарищей. — Мы все дали такую клятву. И теперь я не понимаю, если можно так выразиться, политики Компании, которая допустила, чтобы сюда проникла… — Морс продолжал и дальше бубнить в том же духе, а Эрон шепнул начальнику колонии:

— Нахальный сукин сын, вы не находите, сэр?

В конце концов, заслонив Морса своей широкой спиной, вперед снова выступил Диллон.