Она как бы подарила ему себя - тем способом, каким умела.
Только когда плакаты были готовы и разложены на диване для просушки, а кисточка вымыта и краски убраны в детскую, Джерри почувствовал, что должен позвонить Салли. Миссис О. повела Джоффри по палой листве на прогулку в кондитерский магазин; Джерри остался дома один. Было странно набирать номер Салли из своего дома. Он набрал шестерку вместо семерки, опустил трубку на рычаг, словно затыкая рот, разверстый для крика, и набрал заново.
- Алло. - Голос ее уже не звучал в конце слова вопросом.
- Привет, ты, сумасшедшая мисс Матиас. Это я. Как ты там?
- Прили-чно. - Она разделила слово на две половины.
- Ричард у тебя - спит?
- Нет, он снова уехал, он ужасно возбужден. Он всегда возбуждается, когда имеет дело с адвокатами. А ты как?
- Я - один. Руфь поехала повидать адвоката твоего мужа, а женщина, которая приходит к нам, отправилась с Джеффри гулять.
- Ты уже сказал детям?
- О Господи, нет. Все пока так неясно. Ричард был тут - сыпал ультиматумами и раздавал советы.
- Он сказал, что вид у тебя перепуганный.
- Смешно, да и только. Он вздумал нас стращать.
- Ему так больно, Джерри.
- Эй! Хочешь, чтоб я приехал?
- Если ты хочешь, я буду рада.
- Конечно, хочу. Почему бы мне не хотеть? - И когда она промолчала, он добавил:
- Голос у тебя такой, будто ты вся в ссадинах.
- Да, пожалуй, так оно и есть. В ссадинах.
- Ну, больше ни на что не налетай - стой посреди комнаты и не двигайся. Я мигом примчусь.
- Я люблю тебя.
Надо спешить, иначе он потонет. Джерри надел парусиновые туфли, но забыл их завязать и выскочил на задний двор с развевающимися, подпрыгивающими шнурками. По ошибке он вытянул подсос в своем “Меркурии”, точно на дворе была зима, и теперь захлебывавшийся бензином мотор не желал заводиться. Наконец мотор взревел, и машина помчалась мимо почтовых ящиков, распахнутых гаражей, палых листьев в дымящихся кучах, пустых дворов. Весь городок словно вымер - Джерри подумал, уж не началась ли атомная война, и посмотрел на небо: а вдруг изменилось? Но облака в вышине отражали лишь тоску повседневности. Дом Матиасов на холме казался развалиной, заброшенной ветряной мельницей. Цезарь примчался из рощи и залаял, но вяло; на астрах у входа на кухню, поглощенных накануне ночной тьмой, теперь виднелись ржавые пятна. Сразу за дверью Салли робко прижалась к нему. Она была - его. Тело ее поразило его своей реальностью - такое крепкое, большое и твердое; она деревянно уткнулась лбом в сгиб его шеи, от ее лица шел сухой жар. Он крепко прижал ее к себе - этого она и ждала. В холл притопала Теодора и уставилась на них. Брови у нее, как у Салли, были изогнутые и более темные к переносице, отчего лицо казалось если не разгневанным, то настороженным, словно мордочка дикого, вечно преследуемого зверька. Нижней половиной лица девочка пошла в Ричарда: у нее был такой же тонкий птичий рот. В широко раскрытых, в упор смотрящих глазах отражалась живая прозрачность окружающего мира, и они с Салли стояли как на витрине в этом доме с высокими потолками. Он сказал:
- Эй?
Салли только крепче сцепила руки на его спине, глубже вовлекая его в свою потрясенную неподвижность. На ней была трикотажная кофточка в оранжевую полоску и белые летние брюки - этакий задорный морской костюм.
Джерри спросил ее:
- Тебе не кажется, что мы - как двое детишек, которых застигли с поличным, когда они залезли в банку со сластями?
Она отстранилась и без улыбки посмотрела на него. |