|
Мы убиваем ее - ты, и я, и этот, как-там-его. Она живет на лекарствах, она дошла до отчаяния. - Живет на лекарствах - подумаешь! Любой женщине ничего не стоит довести себя до отчаяния, только бы этим чего-то добиться. Просто она хочет удрать с тобой. Он задумался над такой возможностью, и черты его лица стали острее, резче - таким он нарисовал бы себя: Руфь помнила эту его манеру еще с той поры, когда, сидя за соседними мольбертами, они сосредоточенно переносили на бумагу одну и ту же модель. - Не думаю, что это надо так делать, - сказал он сейчас. - А уж если делать, то надо сначала обсудить все с адвокатами, а потом - суд о разделе прав, и огорченные родители, и рыдающие дети, и весь фейерверк. А каково будет нашим детям, если я вдруг исчезну с миссис Матиас, Бобби, Питером и крошкой Теодорой? Ужасные дети - все трое как две капли воды похожи на Ричарда. Чудовища, а не дети. - Прекрати, - сказала ему Руфь. - Не жалуйся мне на то, что у Салли дети - от мужа, а не от тебя. - Ну, ты грандиозна, - сказал он, - у всех проблемы, кроме тебя. А у тебя - никаких, верно? Мы с бедняжкой Салли висим часами на телефоне, обсуждаем, каково будет бедной старушке Руфи, когда она останется одна со всеми своими детьми, а ты, оказывается, живешь себе припеваючи и никакущих у тебя проблем, так? Как это у тебя получается, детка? Разбиваешь машину, чтобы немного встряхнуться, а то уж очень выдался унылый день, и - ни единой царапины. Твой мир рушится, а ты лежишь себе на этом чертовом пляже все лето, счастливая, как моллюск. Этот твой древний, единый и неделимый Бог, должно быть, - настоящий огурчик. - Я ведь не просто иудейка, но и христианка, как и ты, - сказала Руфь. *** Дети, особенно Чарли, начали нервничать. Раньше после работы Джерри играл с мальчиками в кетч на заднем дворе или вез всех троих к Хорнунгам на вечернее купание в бассейне, а теперь он сидел дома и смотрел в пустоту, пил джин с тоником и слушал пластинки Рэя Чарльза или говорил с Руфью, пытаясь - уже довольно вяло - так повернуть разговор и направление мыслей, чтобы найти выход из создавшейся ситуации и облегчить душу. Во время еды глаза его то и дело теряли фокус - перед ним возникала Салли. Дни шли, прошла неделя, потом десять дней, а ни Джерри, ни Ричард не знали, когда она вернется. Яркая птица с заморским оперением, она улетела в тропики; оттуда, далекая, но незабываемая, она пела им, и сигнал “занято” в служебном телефоне Джерри был ее песней. Руфь бесилась, отчаивалась, а в промежутках жалела Джерри - они совсем “разодрали” его на части. Пятнышки на его радужной оболочке казались острыми закорючками, и на улице он держал голову под каким-то странным углом, будто прислушивался к некоему сигналу, или, словно Исаак, ждал удара с небес. - Пожалуйста, решай, - молила его Руфь. - Мы все выживем - поступай, как хочешь, и перестань думать о нас. - Не могу, - говорил он. - То, чего я хочу, слишком многих затрагивает. Это как уравнение с одними переменными величинами. Я не могу его решить. Не могу. Она плачет по телефону. Не хочет плакать. Она такая смешная и так мужественно держится. Говорит - там сто десять градусов <100 градусов по шкале Фаренгейта равны примерно 43 градусам по шкале Цельсия>, и ее невестка ходит совсем голая. - Когда же Салли возвращается? - Боится, что скоро. Она со своими детьми заполонила весь дом, и гостеприимство хозяев быстро иссякает. - Она сказала им, почему приехала? - Не совсем. Только призналась, что несчастлива с Ричардом, а брат сказал - не говори глупостей и не разыгрывай из себя балованного ребенка. |
