Изменить размер шрифта - +
Юра открыл дверь.

– Юра, знакомься, это моя жена Аня.

– Здравствуйте, очень рад. – Хозяин квартиры ничем не выдал нашего с ним знакомства годовой давности.

Я стояла, как дура, не зная, радоваться ли мне тому, что факт вечеринки в моем замужнем положении остался тайной, или же разреветься оттого, что Юра оказался таким забывчивым. Нас пригласили войти и даже выпить чая с тортом.

Мне приходилось все время себя сдерживать, чтобы не пойти первой мыть руки в ванную (предполагалось, что я не подозреваю о ее месторасположении), не спросить у хозяина, цел ли полутораметровый орел из фосфора, которого я видела в прошлый свой визит. Но я все таки прокололась. Нужно было достать тарелки для торта. Посторонний человек вряд ли нашел бы их сразу: они стояли в кухонном шкафу за стопкой чашек и бокалов. Но я ловким движением вытащила тарелку, еще одну… Потом с ужасом оглянулась на мужчин. Юра был сдержан, зато мой муж, расплывшись в улыбке от гордости, заявил:

– Вот, Юра, что значит быть женой опера!

 

 

12

 

И вот я снова стою на пороге этой квартиры…

– Ты… Ты… Проходи, – Юрий очнулся от неожиданности.

Господи, ну кто мог подумать, что матрос станет оперативником РУБОП, которого потом станут обвинять в вымогательстве, а я поставлю свою визу под текстом об этом процессе!

– Так твоя фамилия Лукошкина?

– Да, девичья.

– Аня, меня подставили. Ты должна мне поверить. Я тогда вел разработку одного чиновника из районной администрации. Мне посоветовали оставить его в покое. Но я продолжал работу. – Я как зачарованная смотрела на Юрия. Жесткий ежик с проседью на голове. Морщинки в уголках глаз и губ – но не от улыбчивости, а словно человек долго, напряженно всматривался во что то и, упрямо сжав губы, шел к своей цели. – Сижу однажды в кабинете, звонит мой приятель. Говорит, сейчас ему потерпевшая по одному делу должна принести какие то документы, а он стоит в «пробке» на Загородном. В общем, не мог бы я выписать ей пропуск, взять документы и оставить их пока у себя. Ну, я и выписал и конверт с документами взял. Положил в стол, тут врывается наш СОБР. В конверте – 500 долларов, номера переписаны. Вот тебе и состав.

Я потом только, после суда, узнал, что приятеля моего на наркоте поймали, на этом и зацепили, и вынудили меня подставить. Бог ему, конечно, судья. А вот моя судья не поскупилась, по полной программе срок вкатала…

– Подожди, – очнулась я. – А как же доказательственная база? Здесь же все белыми нитками шито!

– Ты знаешь, я так этим чиновником занимался, что ни о чем другом думать не мог. Потом, уже на зоне, думал – где у меня глаза вообще были? Уши? Да что там говорить…

Юра сидел передо мной, сцепив пальцы рук так, что костяшки побелели. Он поднял голову и, посмотрев мне в глаза, которые я поспешила опустить, констатировал:

– Не веришь…

– Я человек разумный, а потому сомневающийся. И что, ни кассация, ни надзор не помогли? – Во мне жестоко спорили бывший судья и нынешний адвокат, наперебой выдвигая аргументы.

– «Для отмены приговора в материалах дела не усмотрено оснований», – процитировал Юрий, усмехнувшись. – Но дело не в этом. Я совсем о другом хотел с тобой поговорить. Тут такая петрушка, твою мать…

Я слушала и холодела от ужаса. Встреча, начавшаяся как трепетное погружение во что то светлое и многообещающее, вдруг разверзлась передо мной черной дырой отчаяния и безнадежности.

О беде судьи Ненашевой я уже слышала – пусть я уже не работаю судьей, но отношения с бывшими коллегами поддерживаю. У Ольги Владимировны пропала дочь. Возвращалась из школы, а до дома не дошла.

Быстрый переход