Изменить размер шрифта - +
Возвращалась из школы, а до дома не дошла. Кто то из одноклассников видел, как девятилетнюю Надю увозили на машине. Спустя месяц, когда Ненашева уже лежала в клинике неврозов, в почтовый ящик судьи была подброшена кассета. За Надю требовали выкуп – 50 тысяч долларов. Девочку снимали не в Петербурге – у нас еще снег лежал, а за ее спиной цвели деревья.

– Ненашева… Это она выносила приговор по твоему делу? Так это ты! – Мне отчаянно хотелось умереть. – Я не хочу больше ничего слушать. Я ухожу. И еще – я позвоню Сергею, в РУБОП. Ты не должен заблуждаться на мой счет.

Юра переменился в лице. Что то неуловимо злобное и жестокое мелькнуло в серых глазах.

– Ты не уйдешь отсюда, пока не выслушаешь все до конца. Даже если тебе придется здесь сидеть неделю. Когда ваши вшивые журналюги писали о моем процессе, никто из них даже с адвокатом моим не встретился. Никто не попытался выяснить, что стоит за этим обвинением.

Со ссылкой на вас все центральные газеты меня пропечатали. Вы у меня в долгу. Вы должны мне помочь.

Я подумала, что целую неделю никто не будет меня искать – ведь официально я сейчас в Испании. История с девочкой заложницей так повлияла на мои умственные способности, что я представила, как Юрий приковывает меня наручниками в батарее, прижигает мою белую кожу сигаретами, отрубает мне пальцы, и никто, никто не может мне помочь…

– Аня, тебе лучше? – сейчас даже голос Обнорского показался бы мне пением райских птиц. Но на меня смотрели глаза Нилина. – Я не хотел тебя пугать. Извини. Но об остальном я – серьезно. Я готов вернуть девочку обратно, но мне нужна помощь. В том числе и юридическая.

Снова на зону я не пойду. Я бы мог справиться сам, но когда ты позвонила, я подумал, что Бог снова повернулся ко мне лицом.

 

 

13

 

Плетясь домой, я думала, что, наверное, Юра был плохим опером. Или пребывание в колонии необратимо сказалось на его оперативной смекалке. Или же ненависть к судье, добровольно или под чьим то давлением принявшей несправедливое решение, затмила не только чувство самосохранения, но и способность здраво рассуждать. Как рассказал мне Юра, через несколько дней после того, как он вернулся в Питер после отбытия наказания (безупречное поведение в колонии и очередная амнистия сделали срок короче), его остановил мужчина лет тридцати пяти.

– Вы Юрий Нилин?

– В чем дело?

– Меня зовут Игорь Комаров. Я – бывший муж Ольги Ненашевой. Это ведь у нее вы проходили подсудимым? Вам, если не ошибаюсь, лет шесть дали?

– Все что дали, все мое.

– Юрий, не подумайте ничего плохого, но у меня к вам предложение. Мы с женой несколько лет в разводе. Она и ее родители не хотят, чтобы я встречался с дочкой. Она судья, у нее большие связи, мне трудно с ней бороться. А дочь уже чужого дядю отцом зовет. Мне бы только неделю с дочерью побыть, без бабушки с дедушкой, без мамаши этой. Где нибудь на югах, где она бы о новом отце забыла, а меня бы заново узнала. Помогите. Я знаю, что на чужой обиде играть нельзя, но, может быть, вам тоже легче станет?

Юра подумал, что все правильно. Что он с удовольствием поможет этому мужику, чтобы судья почувствовала, что такое боль, растерянность, отчаяние. Чтобы она неделями не спала, не в состоянии найти выход из тупика. Чтобы на этой жизни ей захотелось поставить крест.

– Что я должен сделать?

…Надю – дочку судьи Ненашевой – еще не довезли до места ее нового жительства, а везли ее куда то на Кавказ, когда Нилину открыли правду. Игорь Комаров оказался не отцом девочки, а посредником в ее похищении. Заказчиком выступали родственники чеченца, которому, как когда то Нилину, Ненашева вынесла обвинительный приговор.

 

 

14

 

– Юра, – осторожно спросила я, – зачем ты звонил в Агентство и угрожал Обнорскому?

– Я? – оторопел Нилин.

Быстрый переход