Сказал Инге: основной заказ потом. Я, мол, друга жду. Вас, значит… А потом, когда вы позвонили…
– Я позвонил? – спросил я. – Я позвонил Беркутову?
– Нет, – ответил бармен, – мне.
Час от часу не легче. Я позвонил бармену! Я сидел, молчал, пытался понять, что происходит. А бармен и Петренко смотрели на меня. Бармен – удивленно, Петренко – ехидно, неодобрительно. Я тряхнул головой и сказал:
– Хорошо. Допустим, я позвонил. И что же я вам сказал?
Бармен растерянно посмотрел на Петренко. Тот усмехнулся.
– Так что же я вам сказал, молодой человек? – повторил я.
– Вы забыли?
– Начисто, друг мой, начисто. Так что же я вам сказал?
– Э э… Вы сказали, что вы Обнорский… Андрей… Что у нас сейчас должен сидеть известный артист Андрей Беркутов. Я ответил, что да, мол, сидит такой. А вы сказали, что нужно ему передать: в силу, мол, обстоятельств, встреча переносится в «Коралл». И что, мол, вы его просите прийти в «Коралл». Тут ходьбы то пять минут. – Бармен пожал плечами и замолчал.
– А дальше что? – спросил я.
– Дальше? Дальше ничего. Я передал Беркутову ваши слова. Он допил кофе, расплатился и ушел… А спустя три минуты вернулся. Весь в крови, на ногах не стоит, говорить не может. Ну мы, конечно, сразу вызвали «скорую» и ментов… извините, милицию… А вы совсем все забыли?
Я закурил, посмотрел на бармена:
– Послушайте, как вас зовут, молодой человек?
– Антон.
– Очень приятно. Скажите мне, Антон: вы уверены, что слышали по телефону именно мой голос?
– Э э… простите?
– Я говорю: мой голос и голос человека, который вам звонил – один и тот же голос?
Бармен растерялся.
– Ну вообще то…– сказал он. – Вообще то, трудно сказать наверняка. Да и слышно было плохо.
– Понятно. А все таки: похож голос или нет?
– Н ну… похож.
– Спасибо, Антон, – сказал я.
– Свободен, – сказал бармену Петренко. – Иди трудись дальше… Пока ОБЭП не прихватит.
Бармен скривился, но тут же преодолел себя, улыбнулся и ушел. Петренко сделал еще глоток пива… Мне тоже хотелось пива, а еще лучше – водки, но пить я не стал.
– Слушай, капитан, – сказал я Петренко, – я не звонил бармену. Я и телефона то этого кафе не знаю.
– Конечно, – ответил Петренко. – Что же я, не понимаю?
В его голосе звучала издевка.
– Что вы понимаете?
– Что какой то подлый злодей позвонил от твоего, Андрей Викторович, имени… А ты – нет. Ты не звонил. Ты и номера телефона не знаешь. Номер вообще засекречен, узнать его невозможно.
Петренко откровенно издевался, он как будто говорил мне в лицо: говнюк ты, Обнорский, и врешь неумело… Ай яй яй!
– Так, – сказал я, пытаясь сосредоточиться, – так… Ты мне не веришь, капитан. Но объясни мне, пожалуйста: какой смысл мне врать? Если бы я позвонил Андрею… или бармену… зачем мне скрывать это?
– Действительно, – с ухмылкой произнес Петренко, – зачем?
– Не подкалывай, капитан. Объясни.
– Объяснить?
– Объясни.
Петренко с силой вдавил сигарету в пепельницу, так, как будто давил врага, и поднял на меня глаза. Злые глаза, злые.
– Я тебе объясню, Обнорский. Я тебе все сейчас объясню, звезда ты наша. Борец с преступностью и ментовской коррупцией. Журналист! Расследователь! Весь в ореоле собственной неподкупности, порядочности и честности… Почти святой!. |