Я остановился. Я обернулся к хроникеру и… взял его за пуговицу. Он мне уже изрядно осточертел, но его последние слова…

– Что вы имеете в виду, Юрий Львович? – строго спросил я.

– Что имею, то и введу… хе хе…

– Прекратите. Что вы имели в виду, когда сказали, что я самое заинтересованное лицо?

– Пуговицу отпустите.

– Не отпущу. Колитесь, Юрий Львович, что хотели сказать. За базар, как говорится, надо отвечать.

– Замашки у вас, однако… Неинтеллигентно, Андрей Викторович.

– Ну не всем же светской хроникой заниматься… Колитесь.

Юрий Львович повертел головой по сторонам и злорадно сказал:

– В кражах то вас подозревают.

– Меня?

– Ну, не вас лично, а вообще – вас, питерских. Вашу банду.

Сказать, что я был удивлен – не сказать ничего. Я даже пуговицу из рук выпустил.

– Вас, вас, Серегин. Вместе с вашей шайкой… хе хе…

– Но почему? Объясните почему?

– Потому, что вы приезжие. Все остальные – свои. Мы не первый раз сабантуйчики междусобойчики проводим.

И никогда ничего не пропадало. Все друг друга знаем. Все всегда достойно, интеллигентно. Бонтонно… А вы из северной столицы приехали и – нате, пожалуйста! – кражи. Кроме того, Танненбаум раскопал, что вы срок мотали. Каково?

Вот и пошли среди наших разговоры. Танненбаум же их и подогревает.

– Понятно, – сказал я. – А где сам господин Танненбаум?

– Черт его знает. Наверное, у себя, в своем барском коттедже. Оторвался, сволочь такая, от коллектива. Жирует.

* * *

В окнах шале, которое занимал Женя Танненбаум, горел свет. Едва слышно доносилась музыка. «В гости» к организатору нашего семинара мы пошли втроем: я, Повзло и Юрий Львович. Хроникера я брать не хотел, но избавиться от него не представилось возможным. Я был разгневан и шел к Танненбауму объясниться…

А Юрий Львович шел его «разоблачить».

Ну – ну…

Я постучал в дверь. В вечерней тишине звук разносился далеко. Казалось, он достигает луны… Я снова постучал. Послышались шаги и затем голос Танненбаума:

– Кто?

– Откройте, Евгений Кириллович, – агрессивно рявкнул Юрий Львович. – Общественность.

– Обще… Какая еще общественность?

Я сплю. Я устал. Все – утром.

– Врете, не спите. Откройте прессе.

– Да что вам нужно? Я… не одет.

– Глупости какие говорите, – пролаял Юрий Львович. Слова вырывались вместе с облачками пара. – Женщин тут нет.

Я понял, что препираться через дверь можно долго, и решил вмешаться:

– Евгений Кириллович, есть серьезный разговор. Извольте нас впустить.

– Это вы, Серегин?

– Я. И не только я. Со мной мои коллеги. Откройте, нам нужно поговорить.

– А зачем с вами эта старая сволочь?

– Это кто, извините, старая сволочь? – взвился Юрий Львович.

– Спокойно, – сказал я. – Так вы собираетесь нам открывать?

– Открою, – после паузы ответил Танненбаум. – Подождите минутку, я хотя бы оденусь. Я вас не ожидал. Я нездоров.

Мы стояли на крыльце. Настроение было довольно таки поганым… А каким же оно должно быть в такой ситуации?

Юрий Львович вдруг быстренько соскочил с крыльца и убежал за угол дома.

Я подумал, что ему приспичило помочиться, и ошибся. Секунд через тридцать возбужденный хроникер вернулся и зашептал:

– Он! Точно он! Я в щель между шторами подсмотрел: что то он в стенном шкафу подшустрил… поди – улики прятал.