– Ну, что? – Агеева почти в панике села на диван.

– Ну все! Плюс две морщинки.

И всего за один месяц моего отсутствия.

Марина всплеснула руками:

– Не может быть!

– Может! Это вы себя каждый день в зеркале видите, разницы не замечаете, а я месяц отсутствовала – и вот результат.

– Светка, это же катастрофа!… То то я вчера в метро стою возле мальчика, прямо в упор, можно сказать, его рассматриваю, а он – ноль эмоций.

– Я же вам гель для уставшей кожи на Восьмое марта дарила. Что – кончился?

– Что ты, мажусь и утром, и вечером.

– Значит, уже не помогает…

– Но что же делать? – Агеева нервно закурила.

– Что что! Золотые нити вставлять, не знаете, что ли?…

В кабинет вошли Соболин с Князем, и началось театральное представление типа «соскучились». Они закатывали глаза, хватались за сердце, картинно падали в обмороки. Мы с Агеевой похихикали, но интересную тему не оставили, и еще какое то время с нашего дивана неслось: внутренние рубцы… все под наркозом… уехать к тетке в деревню… мужики падают и в штабеля складываются…

Мило почирикав, мы в очередной раз составили негласный пакт о временном ненападении, и Агеева ушла в свой кабинет.

***

– Рад, очень рад. – Соболин, дождавшись ухода Марины, встал из за стола. – И выглядишь хорошо. Только бледненькая. В смысле – подзагореть тебе надо.

– Да вот Скрипка надумал меня на неделю в отпуск отправить.

– Скрипка? Он что – уже вместо Обнорского стал директором Агентства?

– Нет, просто он решил, что если экзотический цветок стал походить на голодную графиню, то этому цветку надо создать тепличные условия.

– Он так и сказал – «голодная графиня»? – фыркнул Соболин. – Надо же, какие образы, твою мать…

– А ты, как начальник отдела, против? Отпуск отменяется?

– Да нет, сходи, конечно, отдохни недельку. У нас что сегодня? Среда? Вот и иди с понедельника.

– Да я бы уже и с завтрашнего дня.

Чего– то у меня от вас с непривычки даже голова разболелась.

– Тут, понимаешь, Светик, – Соболин как то вдруг помрачнел, – такое дело. Дважды уже один опер приходил, уверяет, что в его районе менты «крышуют» наркодилеров. То есть, умышленно не сдают некоторые адреса продавцов наркоты. То ли взятки с них берут, то ли еще что… В общем, ходит, а ничего конкретно не сливает. Мы уж его и так крутили, и этак – молчит. Набычится весь, твердит только: вы – журналисты расследователи, вот, мол, и расследуйте.

– А денег за информацию не предлагали? Взял бы у Скрипки на оперативные расходы.

– Да Скрипка удавится! И к тому же – ну как честному менту деньги предлагать? – Володя, похоже, нервничал. – Может, ты, Свет, попробуешь его раскрутить? У тебя ведь и не такие опера кололись…

А вот такое нам, девушкам, слушать приятно. Я расстегнула пуговичку на груди (ну там, где ложбинка начинается). Соболин заметил этот жест:

– Я уверен: кроме тебя в Агентстве эту информацию никто не заполучит…

Только будь осторожна, Света. Выпытаешь информацию – и ни ногой в сторону. Наркотики – сумасшедший бизнес, наркодилеры – страшные люди.

А наркоманы – и вообще безбашенные, за дозу мать родную продадут, на убийство пойдут. Лично я бы их всех – за Уральский хребет, в резервации!

– Володя, – поморщилась я, вспомнив соседа Юрку и Марэка с Валаама, – они всего лишь больные люди.