– Обидишь его, как же… – пробурчал Филиппов, обращаясь ко мне. – Ты извини, Виктор… Просто довели, понимаешь, мужика до белого каления. Ему тут на днях на совещании в РУВД таких навставляли за некомплект, что он уже второй день кривой ходит. Теперь вот неполным служебным грозят, если в течение месяца народу не наберем. А где его взять то, народ? За такие деньги сюда даже дебилы уже не идут, поинтереснее да поспокойнее места находят. А с июля как льготы поснимают, так у нас и последние разбегутся… Ты, кстати, как? Не из наших?

– В каком смысле?

– Ну в смысле – не из ментовки?

Я слышал, у вас там в «Пуле» чуть ли не половина сотрудников – бывшие силовики.

– Да нет, я немного из другой отрасли, – признался я и, похоже, малость огорчил Николаевича. – Бизнесом немного занимался. В общем, из народного хозяйства.

– Среди бизнесменов иногда тоже нормальные ребята попадаются, – утешил меня Филиппов. – Но редко. В основном, сволочи они все, конечно…

Я решил не вступать в диспут о том, где именно наблюдается наибольший процент сволочей, хотя на этот счет мнение у меня было совершенное противоположное.

– Я, собственно, Владимир Николаевич, к вам с небольшим вопросом.

У нас в газете сейчас материал готовится – по квартирным кражам. А тут на днях на вашей «земле» как раз квартиру депутата Бореева обнесли.

– Откуда знаешь? – удивился Филиппов. – Вроде же нигде не проходило? И своим я строго настрого запретил языками трепать. А хотя, чего я спрашиваю? У вас же там, у Обнорского, дело с информацией не в пример нашему поставлено. Небось и осведомителей своих держите?…

– Волка ноги кормят, – скромно ответил я, поскольку рассказ о визите Бореева в Агентство в мои планы, разумеется, не входил. – А насчет осведомителей, это вы уж чересчур у нас же все таки не детективное бюро.

– Ну ну… Понимаю: что в ментовке, что на гражданке, но сдавать источника – это самое последнее дело. Или все таки скажешь по дружбе, кто тебе информацию по Борееву слил? Из моих кто нибудь?

Я многозначительно улыбнулся и пожал плечами, что должно было означать, мол, думайте сами, решайте сами.

– Ладно, поскучнел Филиппов, – все равно, если кто из наших, то узнаю. А касаемо Бореева, то ведь, сам понимаешь, никаких претензий к нам быть не может. Заяву писать он отказался. Никто его к этому насильно не принуждал, да и не стали бы мы этого делать. Он же, блин, крутой. Видел его квартирку? Нет? Сходи как нибудь, интервьюшечку возьми.

Посмотришь, как живут народные избранники. Охренеешь. Потому как они у нас не от слова «избирать», в смысле голосовать, а от слова «избранные», особенные. Вот ведь какая пидерсия получается – слово одно, а смысла у него два…

"Да вы, Владимир Николаевич, философ, вам бы новеллы писать…

А Обнорский то был прав, любит майор почесать языком", – подумал я и постарался снова подтолкнуть постоянно сбивающегося на полемику Филиппова, к главной теме нашего разговора:

– Мне бы понять – не было ли у вас на территории в последнее время похожих краж? Может, почерк схожий, либо еще каких нибудь крутых обносили? Или все таки к нему случайно влезли?

– Знаешь, Витя, не похоже, что случайно. Вошли грамотно, можно сказать, профессионально. Особо не рылись, как будто знали, где брать.

И что брать. Я так думаю, они у него что то серьезное увели. Потому как, ребята говорили, жена его все причитала: давай, мол, пиши заявление, сережки мои любимые золотые украли, те что ты мне на свадьбу дарил, колечко с бриллиантиком мамино…

А он ее утешал, ничего, говорит, новые куплю. А сам бледнющий, нервничает, дергается, и все на сейф свой поглядывает.