– Какая же ты все таки сволочь, Шах! – такими были первые слова, произнесенные когда то любимой мною женщиной.

И в этот же момент раздался звон разбитого стекла. Для звука разбившихся сердец это было бы слишком уж громко и не правдоподобно. Все оказалось гораздо проще – это Агеева от неожиданности выпустила из рук портрет шефа. Боковым зрением я увидел, как на нас с Татьяной вытаращились совершенно обалдевшие Завгородняя с Горностаевой, а испуганный Григорий инстинктивно шарахнулся в сторону, укрывшись за стеллажом.

– Какая же ты все таки сволочь, Шах! – упорно повторила Татьяна, пытаясь испепелить меня своими, от ярости ставшими еще больше, глазищами.

Как ни странно, но первой среди нас от шока оправилась опять таки Агеева.

– Девочки, пойдемте, – пролепетала она и чуть ли не силой вытащила за дверь Светку с Валентиной.

Следом за ними прошмыгнул Гриша.

Дверь закрылась, и мы с Таней остались одни.

– Танюша, что случилось?

– Не смей называть меня Танюшей, мерзавец. И не надо делать такие невинные глаза. У тебя это плохо получается.

– Да ты можешь наконец сказать, что произошло?

– Ах, мы все еще продолжаем играть в невинность. Маленький невинный ягненочек Витя – как трогательно. Хорошо, я скажу тебе, что произошло. – Татьяна нервно рванула с плеча свою сумочку и дрожащими пальцами начала теребить заклинившую «молнию». – Я принесла тебе твои деньги, иуда!

Я почувствовал, что сейчас может произойти нечто ужасное, а я буду не в силах этому помешать, поскольку совершенно не врубаюсь в происходящее. Между тем Татьяне удалось открыть сумочку, из которой

она достала пачку долларов.

– Сколько ты запросил? Тысячу?

Ну что ж, это не так уж много. Но ведь ты у нас всегда был скромным мальчиком, да, Витя? Или ты все таки предварительно заглянул в «Плейбой»? Неужели они пожадничали?

Странно – я ведь теперь хоть и маленькая, но все таки звезда…

– Танюша… Все все, извини Таня!… Ты можешь мне все таки спокойно объяснить…

– Объясняю, Витя, – перебила она меня. – Я принесла деньги, вот они, – и я с трудом увернулся от долларовой пачки, которая довольно метко была запущена ею в мое лицо. – Забирай. С доставкой на дом. А теперь… теперь верни мне мои фотографии.

Из всего этого я смог пока понять лишь одно – речь, похоже, шла о тех самых «поляроидных» снимках.

– Таня! Понимаешь… У меня сейчас нет этих фотографий. У меня их украли. Буквально два дня назад.

А может, три…

Секунду назад я сохранил свою лицо от прямого попадания в него пачки с валютой, но уже сейчас очередная увесистая пощечина без труда нашла свою цель.

– Не ври мне, Шах. Не ври. Я же вижу тебя насквозь. Ведь ты же умный, умный и хитрый. Но этот номер… Этот номер знали всего несколько человек. В том числе, и ты, Витя. Мерзавец!… Теперь я понимаю, что ты просто испугался. Вы оба испугались…

– О ком ты? – Похоже, в эту историю замешан еще и кто то третий.

– Я говорю о твоем партнере, Витя. Кто он? Суда по акценту, кавказец? Грузин? Господи, я только сейчас догадалась! Ведь это был твой дружок? Это был твой Гвичия? И за сколько же он согласился поучаствовать в этом паскудстве? Десять? Двадцать? Сорок процентов?… Хотя нет, сорок ты бы, наверное, пожалел…

– Таня, успокойся. У тебя истерика. При чем здесь Зураб? Что ты несешь? – Ненавижу, я просто ненавижу ощущать себя идиотом.

Между тем Татьяна, казалось, меня уже не слышала:

– Ну конечно же. Я все поняла.

Вы просто оба испугались. Вы испугались, что я все расскажу Рустаму, – и тогда…

– Извини, а Рустам – он кто?

– Рустам – это мой муж.