— Да, — ответила она удивленным голосом. — Откровенно говоря, под конец нашей переписки он все свои письма подписывал «Принц из сказки».

— А где теперь находятся эти письма? — повторил вопрос прокурора Мейсон.

— Я их уничтожила.

— Вам известно, где в настоящее время хранятся письма, которые вы писали ему?

— Я… я их также уничтожила.

Гамильтон Бергер широко улыбнулся.

— Прошу продолжать вопросы, господин адвокат. Вы отлично справляетесь.

— Каким образом вы получили назад свои письма?

— Я пошла… пошла в его офис.

— Вы застали там обвиняемого?

— Когда… когда у меня уже были эти письма… он там был… да.

Мейсон усмехнулся окружному прокурору.

— Высокий Суд, я думаю, что достаточно далеко провел допрос свидетеля в этом направлении. Отказываюсь от права задавать дальнейшие вопросы на тему писем. Однако, настаиваю на своем протесте. Свидетель не может показать под присягой, что эти письма написал обвиняемый, потому что вместо имени они были подписаны шутливыми именами и псевдонимами. Как показал свидетель, это были шутливые имена, вымышленные обвиняемым, но это вывод, который сделал сам свидетель.

Судья Хартли обратился к Мэй Джордан.

— Эти письма приходили в ответ на письма посланные вами?

— Да, Высокий Суд.

— А как вы адресовали свои письма?

— «Южноафриканская Компания Добычи и Импорта Драгоценных Камней», для мистера Дэвида Джефферсона.

— На адрес центрального агентства в Иоганнесбурге?

— Да, Высокий Суд.

— Вы посылали эти письма обычной авиапочтой?

— Да, Высокий Суд.

— И в ответ приходили письма, о которых вы только что говорили?

— Да, Высокий Суд.

— Из этих писем можно было понять, что они представляли ответы на ваши письма?

— Да, Высокий Суд.

— Вы сожгли их?

— Да, Высокий Суд.

— Отклоняю протест, — решил судья Хартли. — Окружной прокурор может представить содержание переписки на основании косвенных доказательств.

Гамильтон Бергер слегка поклонился, после чего обратился к свидетельнице:

— Прошу нам сказать, что было в тех письмах, которые вы уничтожили?

— Ну, что же… обвиняемый жаловался на то, что он одинок, что находится далеко от близких ему людей, что у него нет ни одной девушки и… ох, это все было просто шуткой. Очень трудно это объяснить.

— Прошу вас все‑таки попытаться, — обратился к ней прокурор.

— Мы приняли позу… ну, делали вид, что это переписка одиноких сердец… то есть одиноких людей. Так, как в этих смешных газетных рубриках. Он писал, например, что очень богат, благороден и будет наверняка хорошим мужем, а я ему писала, какая я красивая и как… ох, просто невозможно холодно объяснить нашу переписку.

— Эти письма, лишенные контекста, просто ничего не значат, так? — подсказал Гамильтон Бергер.

— Именно. Именно это я и подразумевала. Нужно понять настроение и фон, потому что иначе картина получается ошибочная. Эти письма, отделенные от всей ситуации, кажутся безнадежно глупыми, просто идиотскими. Поэтому я и хотела их забрать…

— Прошу не прерывать показаний, — сказал Гамильтон Бергер. — Что вы сделали?

— Под конец переписки Дэвид Джефферсон написал мне одно серьезное письмо. Он сообщил, что фирма, в которой он работает, решила открыть филиал в Соединенных Штатах и выбор пал на него.