– Значит вам понятна эта концепция? Был человек, который мог бы жить вечно – если бы захотел. Наделенный могуществом… Бога. Стоило бы ему только пожелать, и мы не смогли бы причинить ему никакого вреда, никто не смог бы. Тем не менее он позволил людям убить его, причем с особой жестокостью. Почему? Чтобы преподать нам урок, Чарли. Чтобы возвысить нас. Чтобы и по сей день мы помнили и верили. Понимаете?

Трэйс, конечно, мог бы и возразить, но он лишь кивнул. Лучше пусть Каструни продолжает.

– И что дальше?

Каструни выпустил его руки.

– Сатана быстро учится, и использует малейшую возможность. Иисус – Иисус как вечная жертва – явился для него тяжелейшим ударом. Люди конечно и так понимали, что зло существует – это ведь самоочевидно, как вы и сами верно заметили – но вот доказательств существования добра до появления Иисуса у них не было. И они их ПОЛУЧИЛИ! Сатана просто вынужден был чем то ответить, причем быстро. Поэтому он тоже дал миру сына.

– Хумени?

– СЕЙЧАС Хумени! – тут же отозвался Каструни. – А поначалу появилось существо по имени Аб. Потом был Гуигос. А между ними – сколько еще было им подобных?

– Не понимаю.

– Перевоплощение! Возрождение! Это просто черный феникс, вновь и вновь восстающий из своего зловонного пепла. И именно такое возрождение мне и пришлось наблюдать в Хоразине…

Трэйс откинулся назад.

– Но это никак не объясняет сумасшествия моей матери. – Он фыркнул. – Насколько я понимаю, оно вполне могло быть и наследственным. Да скорее всего я и сам не совсем в своем уме, иначе не сидел бы здесь и не слушал все это!

– Напротив, это вполне объясняет поразившее ее безумие, – настаивал Каструни. – Чарли, она ведь была не просто изнасилована Хумени – она была совершенно опоганена – осквернена им – ей овладел сам сын сатаны. Насилию подверглось не только ее тело, а и ум и душа. Она СЛИЛАСЬ С НИМ ВОЕДИНО! И уже одно это стало своего рода раком, чем то, росшимо внутри нее подобно тому, как и вы развивались в ее утробе – только медленнее. Она ведь знала, что была использована и осквернена. Но кем, чем? Должно быть, эта мысль все время мучала ее и с годами, возможно, она начала кое что припоминать о той ужасной ночи, о ТОМ, что овладело ей тогда подобно животному. О ТОМ, как…

– Заткнитесь! – не выдержав воскликнул Трэйс.

Каструни замолчал так внезапно, словно ему отвесили пощечину. Он резко встал и пошатываясь, едва не спотыкаясь побрел к окну и, слегка раздвинув шторы, выглянул. Гроза давно прошла. Была уже середина дня и солнце досушивало мостовые и тротуары. Они проговорили более двух часов. Бутылки почти опустели. Каструни повернулся к Трэйсу и, прислонившись спиной к подоконнику, устало сказал:

– Вас трудно винить в том, что вы так реагируете на все это.

Трэйс встал.

– Вы сумасшедший, – сказал он.

Каструни опустил голову, и провел рукой по седой шевелюре.

– Вы были правы, – сказал он, не поднимая глаз. – Я действительно явился к вам за помощью, хотя и сам готов помочь чем смогу. Только прошу вас – не уходите. Мы еще не закончили.

– Нет, с меня достаточно, – ответил Трэйс.

– Я хочу погубить это чудовище, – продолжал Каструни, как будто не слыша его. – Я хочу чтобы оно умерло! – но я не могу одолеть его в одиночку!

– Желаю удачи, – сказал Трэйс, направляясь к выходу.

Каструни поднял голову. У него был вид совершенно измученного, до смерти усталого человека.

– Что ж, по крайней мере я вас предупредил, – сказал он.

– И советую больше не приближаться ко мне, – уже в дверях сказал ему Трэйс.