— Действительно, я как король и светлейший князь, желаю получить за вас выкуп.

Лицо француза скривилось от презрения ко мне.

— Ну, если вы не хотите, то… Мне принесли голую пику.

— Желаете путешествовать со мною, и стать моим неизменным собеседником? Я не против! — и, отставив копьё, я выхватил кинжал и медленно направился к нему, намереваясь отхватить глупую голову, если она не нужна ни ему, ни его правительству.

В последний момент меня остановил адъютант, бросившись передо мною, он быстро затараторил на французском.

— Переведи, — коротко бросил я переводчику.

— Он говорит, что правительство Франции всех выкупит, и даст хорошую цену за каждого своего офицера.

— Хорошо. Ну, так что, готовить мне мешок для денег, или пики для ваших голов? — обратился я к Ларуа.

Генерал молчал. Потом, нехотя заговорил о готовности его правительства всех выкупить, если к нему обратятся с такой просьбой. Пожав плечами, я снова отправился к зуавам. Там же находились и сенегальцы.

— Есть желающие вступить в ряды моего доблестного войска? — обратился я к ним.

Держа в своих руках копьё, с висящими бунчуком шкурками змей, я производил на них нужное мне ужасающее впечатление. Но мой коптский крест, висящий на шее, удерживал алжирцев от скоропалительного решения. Но, уж как есть. Древний кинжал и хопеш дополняли мой колоритный образ.

Сначала несмело, а потом уже более решительно, из рядов пленных сенегальцев стали выходить желающие и строиться на правом фланге. Я более настойчиво обратился к алжирцам и марокканцам, с помощью переводчика из числа пленных негров.

В ответ послышался категорический отказ, и даже проклятья от нескольких особо нетерпимых зуавов. На их беду, не они были победителями, а я давно уже не испытывал никаких угрызений совести к своим врагам.

— Повесить, — отдал я приказ, указав на кучку оголтелых фанатиков. Их выволокли из толпы и разместили на суку ближайшего дерева. Я не отказал себе в удовольствии посмотреть на их дёргающиеся тела. Мёртвый враг — хороший враг.

— Может, кто-то хочет снова увидеть родные места?

— А что надо сделать для этого? — спросили из толпы пленных.

— Да, сущий пустяк, вступить в мои ряды, и когда я захвачу всю Африку, вы сможете поехать домой.

В толпе рассмеялись. Запомнив смеющихся, я указал на них воинам. Новые страшные «груши» украсили собой другое дерево. Теперь уже все оставшиеся пленные поняли, что я не шучу. Но больше никто из них не вышел, да мне это и не нужно было. Я же всё сделал для того, чтобы у них не появилось желание перейти ко мне на службу.

Несколько человек, правда, всё же вышло, но я не верил в искренность этих поступков и отдал приказ расстрелять их, а потом всех оставшихся в живых зуавов отпустил, отобрав вещи и еду, на все четыре стороны. (Никто из других пленных не видел, как их расстреливают, а я предпочёл, чтобы эти люди числились погибшими, но остались живыми, и начали служить мне).

Они разбежались, а вслед им неслись выстрелы. Просто две минуты форы закончились, а чем меньше их доберётся до побережья, тем меньше будет желания у других наниматься на войну против меня. Жёстко? Зато работает, и долго работает. Восток, дело тонкое, и дело тёмное. Восток признаёт только силу, а понимает и любит малейшие намёки. Специфика менталитета, всё на полутонах.

Собрав трофеи и захоронив всех убитых, я двинулся медленным маршем в сторону Браззавиля. Всё, что было в моих силах, я сделал. И, хотя у меня и оставалось почти десять тысяч воинов, но люди устали, и среди них было очень много раненых и заболевших.

Также пришлось нести многочисленные трофеи, да и французов этих охранять надо.