– Выгодно ли нам, чтобы они остерегались?

– Выгодно, Саня. Не подумав, палить в нас не будут.

– Тоже верно, – согласился Смирнов и предупредительно открыл дверцу подошедшему Алику. – Порядок?

– Порядок, – подтвердил тот, утирая носовым платком заплаканные глаза.

В родном переулке были в одиннадцать тридцать. Закрыв автомобиль на ключ, Смирнов огляделся. Пятеро бывших ментов расположились на трех скамейках. Двоих из этой пятерки Смирнов помнил с давних пор.

– Вы домой идите, а я здесь малость подзадержусь, – сказал он Спиридонову и Казаряну, а сам направился к занятым скамейкам.

– Здорово, служба! – полушепотом прокричал Смирнов и тут же укорил: Служба-то, служба, а расселись как на смотринах.

– Не приступили еще к служебным обязанностям, Александр Иванович! откликнулся один из давних знакомцев, вставая и протягивая руку.

– А уже давно пора, – сделал строгий выговор Смирнов, но руку пожал.

Знал как быть справедливым и любимым начальником.

…Вернувшись из ванной, сполоснувшийся Спиридонов грустно посмотрел на Казаряна, который от нечего делать подкидывал щелчком спичечный коробок, пытаясь поставить его на торец или хотя бы на ребро, и впервые вслух посомневался.

– Втянул я вас в дельце, Рома…

– Втянул, – согласился Казарян, не переставая подкидывать коробок, который с раздражающим, неединовременным шмяком, через равномерные промежутки падал на зеленую поверхность письменного стола.

– Хоть прощенья у вас проси…

– Меня прощенье не устраивает, – поймав коробок на лету и спрятав его в карман пиджака, ответствовал Казарян. – Тем более твое. Мне хочется знать, где деньги, украденные у тебя, у меня, у каждого, кто честно работал. И найти их, и вложить их в нужное для народа, для страны конкретное дело.

– Их опять разворуют, Рома, пока вкладывать в дело будут.

– Чего-нибудь да останется. – Роман, наконец, нашел применение спичкам, достал сигарету, прикурил.

Пришел Смирнов. Увидев его, опорожненный Спиридонов захотел есть:

– Пожрем, ребята, ведь и не завтракали по-настоящему!

– Георгия Сырцова дождемся. – Смирнов глянул на часы. – Он – паренек аккуратный, минут через пять будет.

Ровно через пять минут прозвенел антикварный звонок.

Смирнов ввел Сырцова в кабинет и сразу же сказал:

– Сегодня ночью твоего клиента с набережной кончили профессионалы. Подумай, Жора, хорошенько и скажи: ты будешь работать с нами?

– Здравствуйте, – Сырцов для начала решил поздороваться со Спиридоновым и Казаряном. А, пожав им руки, ответил Смирнову: – Я использовался втемную. Если все так и останется, то нет. Если же вы, Александр Иванович, открываете все карты, то да.

– Не знаешь – свидетель, знаешь – соучастник, – к месту вспомнил воровскую присказку Смирнов.

– Я хочу в соучастники, – твердо решил Сырцов.

– И еще один к нашему теремку прибился, – просто так, для счета, констатировал Казарян, а Смирнов, как оглашенный начал считать:

– Я – мышка-норушка, я – лягушка-скакушка, я – зайчик… – и в недоуменьи перебил себя: – А где зайчик? Я же ему велел к двенадцати быть?!

29

Конференция кинотеоретиков, посвященная проникновению андерграунда в современный русский кинематограф, вот-вот должна была начаться. Зайчик Витька Кузьминский ждал теоретика Митьку Федорова, который должен бы уже давно здесь быть – член оргкомитета, – но по неизвестной причине отсутствовал. Непорядок и беспокойство.

…Столь долгое отсутствие знатока искусства Федорова было теперь объяснимо, прощаемо и поощряемо: теоретик Митька, осторожно держа под руку, вел по проходу к столику президиума знаменитого литератора-эмигранта, который последние два года жил неизвестно где-то ли в Париже, то ли в Москве и все знал про нашу жизнь, почему и позволял себе постоянно – ежемесячно и еженедельно – просвещать и учить по радио, по телевидению, с кафедр высоких собраний и в дружеских беседах только что вылезших из пещер диких аборигенов, как им, диким аборигенам, не следует жить.