Изменить размер шрифта - +
Говорят, блистательный лингвист, уже многого достигла в расшифровке языков дидонцев. Конечно, это она пробудила в Айваре Фредериксене интерес к литературе и истории Терры, хотя его явно увлекают в основном подвиги древних борцов за свободу. Девушка как будто имеет больше здравого смысла, такая серьезная, может быть, без особого чувства юмора, – как раз подходящая невеста для сорвиголовы».

Все эти сведения Десаи почерпнул из досье Татьяны. Больше там ничего не было – контрразведке приходилось следить за слишком многими энейцами. Вот ведь и от Айвара Фредериксена, казалось бы, не следовало ожидать особых неприятностей – а что он натворил…

Татьяна провела Десаи в гостиную. Каменные стены были украшены выцветшими гобеленами, на полу лежал потертый ковер, большую часть комнаты занимали книжные шкафы, аппаратура для звукозаписи и лингвосемантического анализа. Немногочисленная мебель была старой, но удобной – массивное дерево, кожаная обивка. На письменном столе среди фотографий родных Десаи заметил портрет Айвара с дерзкой улыбкой на лице. Над столом висели две превосходные стереофотографии – на одной был изображен житель Дидоны, на другой – Эней, как он виден из космоса, – смесь рыже‑красного, зеленого, голубого, с ослепительно белой полярной шапкой. Ее работа, ее дом.

Раздалась тонкая трель. Татьяна подошла к клетке, в которой сидела мышь‑летяга.

– Ох, я совсем забыла – сейчас время обеда. – Девушка насыпала зверьку семян и погладила его. Ответом была новая мелодичная трель.

– Могу я полюбопытствовать, как его зовут?

Девушка, казалось, была удивлена вопросом.

– Э‑э… Злопастный Брандашмыг note 8.

Десаи снова поклонился:

– Простите меня, моя госпожа. У меня было неверное представление о вас.

– Что?

– Впрочем, ерунда. Когда я был мальчишкой и жил еще на Рамануджане, у меня был любимец – местный зверек по кличке Черепаха Квази… note 9 Скажите, пожалуйста, подходит ли мышь‑летяга для семьи, где есть маленькие дети?

– Ну, это зависит от детей. Зверька нельзя мучить.

– Это ему не угрожает. Наша кошка умерла, не вынеся климата Энея, так и не узнав, что ее могут дернуть за хвост.

Девушка напряглась.

– Эней гостеприимен не ко всякому пришельцу. Присядьте, комиссар, и расскажите наконец, что вам от меня нужно.

Кресло, в которое он опустился, было слишком высоким, чтобы человек его роста чувствовал себя в нем уютно. Татьяна удобно расположилась напротив – она была выше Десаи сантиметров на десять. Десаи хотелось курить, но попросить на это разрешения он счел неуместным.

– Что касается Айвара Фредериксена, – не выдержала девушка, – я могу повторить вам только то, что уже сказала вашим агентам: я ничего не знала о тех действиях, которые ему приписываются, и не знаю, где он может находиться.

– Я знаком с содержанием того вашего интервью, профессор Тэйн, – Десаи тщательно подбирал слова, – и я верю вам. Контрразведка тоже поверила. Они ведь не прибегли к допросу под наркотиками, не говоря уже о психозондировании.

– Ни один энейский полицейский не имеет права даже предложить такое.

– Но на Энее было восстание, и теперь планета оккупирована, – мягко напомнил Десаи. – Как только лояльность по отношению к Империи будет восстановлена, энейцы получат обратно свою автономию. – Видя, как зажглись возмущением глаза Татьяны, он тихо добавил: – Лояльность, о которой я говорю, означает не больше, чем внешние проявления уважения к трону в качестве символа доброй воли.

Быстрый переход