Вот так это делается, Фелипе. Это называется ненавязчивая реклама. Сунула парню долларовую купюру и проверила, не прервалось ли соединение с Диасом. Нет, ничего с телефоном не случилось.
– Что она говорит о тебе? Ее спрашивают: кто это? Должно быть, ты. Мать такое со своим ребенком не сделает.
– И вы в это верите? – прошептал он так тихо, что микрофон телефона, вероятно, не сумел уловить его слова.
– А как это было? Расскажи мне. Позволь тебе помочь. Что она заставила тебя сделать?
Он закрыл глаза и поднес кулаки к вискам.
– Вы нашли тело? – спросил он.
– Ну конечно. Маленькая Мария Анжела.
– Мне разрешат на нее взглянуть?
– Да, имеешь полное право, ты же отец.
Он кивнул, судорожно вздохнул и, прикрыв глаза, выпалил:
– Да. Я ее отец. Хоть Марта и говорила, что отец кто‑то другой. Что стало с тем парнем? А? Не верьте ничему из того, что она говорит. Ничему. Это она. Она. Я ничего не делал. Она была… Это она убила. Я не имею к этому никакого отношения. Никакого. Я пришел, малышка уже была мертва. Я всего лишь избавился от тела. Даже не просил ее это сделать. Вы должны мне верить. Я ее не просил. Зачем мне? Мы бы справились. У меня есть работа, здесь. У нас все было бы нормально.
Он открыл глаза и пристально посмотрел на меня.
– Она убила малышку? – уточнила я.
– Да.
– Как?
– Утопила ее… в ванне. Мне пришлось отвезти тело в Ла‑Сейбу. Вы должны мне верить, я не имею никакого отношения к убийству. Ведь вы же мне верите, правда? – Его голос прерывался от волнения. Того гляди свихнется.
Надо было подтолкнуть его еще разок‑другой.
– Это ты задумал? Сама бы она не решилась. Это, наверно, ты ей велел.
Глаза у парня сделались размером с бейсбольную рукавицу.
Слезы хлынули, как из водопроводного крана.
– Нет! Нет! Вы, наверно, меня не слушали. Я ей не говорил нич… ничего ей не говорил. Это все она. Все она. Безумие какое‑то!
– Почему рождение ребенка держал в секрете? – осторожно спросила я.
– Это она так хотела, – ответил он, всхлипывая. – Умоляла держать в тайне. И я держал. Прости меня Господь.
– Ты принес живого ребенка. Потом через некоторое время вышел из квартиры. Что было потом? Она позвонила тебе и сказала, что убила его?
– Да. Именно так и было. Меня там не было. Я был на работе. Она позвонила. Я пришел домой, малышка была мертва.
Я сочувственно кивнула.
– Вы ведь мне верите, правда? – спросил он, хватая меня за руку.
– Да, я верю тебе. Ла‑Сейба, – повторила я, четко произнося слова. Насколько я знала Гектора, прежде чем я успею допить свою порцию мохито, он отправит туда водолазов с подводными фонарями.
Немного отодвинув стул от стола, я высвободила руку из крепких пальцев Фелипе. Он поник, опустил голову на покрытую пятнами столешницу черного дерева и продолжал лить слезы в три ручья. Жалкое зрелище. Чего он от меня хотел? Чтобы я его по спине похлопала? Обняла?
– Так она убила ребенка, а ты спрятал тело? – уточнила я на всякий случай, придвигая телефон к нему поближе.
– Да, да, да! – не очень внятно отозвался он.
Что ж, с задачей я справилась. Повернулась на крутящемся стуле, чтобы дать сигнал ребятам на углу. Подняла два пальца вверх, и почти тотчас двое в форме вышли из машины, на которую я до сих пор не обращала внимания.
Парень‑попрошайка исчез.
Фелипе смотрел, как полицейские перелезают через ограду вокруг патио. В глазах у него плескалось отчаяние, они бегали по сторонам. Вдруг он схватил за спинку тяжелый металлический стул. |