Черт!

Перед моим мысленным взором пронеслась картина дальнейшего развития событий: перевернутые столы, Фелипе поднимает стул и ударяет меня по голове, расплющенная глазница, выбитые зубы, кровь во рту, я судорожно лезу в сумочку за пистолетом, еще один взмах стула, откатываюсь в сторону, пистолет уже в руке, спуск – две пули у него в животе.

После такого обычно не выживают.

– Даже и думать не смей, – решительно проговорила я.

Он выпустил стул.

– Пожалуйста, – залепетал он, пытаясь схватить меня за руку, но я руку отдернула, и он сжал в кулаке воздух.

Наконец один из полицейских в форме кладет руку ему на плечо. Фелипе отшатывается.

– Знаете, где я был, когда она позвонила? – спросил он.

– Где?

– В соборе.

Я удивленно подняла бровь.

– Да. Да. Это правда. Я был в соборе. – Он указал на здание у меня за спиной.

– Просил о прощении?

– Нет‑нет. Нет. Вы все неправильно поняли. Перед моим уходом ребенок был жив. Это она. Она убила. Утопила ребенка.

Полицейские воззрились на меня, как бы спрашивая: «Попробует удрать?» Я пожала плечами. Теперь пусть сами с ним разбираются.

– Пошли, – сказал один из них, пристегивая Фелипе к себе наручниками.

С удивительной оперативностью на площади появилась старая мексиканская «хулиа» – тормоза визжат, фары сияют, но, поскольку дело происходило в старой части Гаваны, сирена молчала.

– Вы же мне верите, правда? – Фелипе смотрел на меня широко раскрытыми глазами, по лицу, как вода из неисправного водопроводного крана, струились слезы.

– Я тебе верю, – утешила я его.

Он послушно пошел к «хулии» и забрался в задний отсек.

Дверцы закрылись, и, подобно тому, как скрылся из вида, будто по воле фокусника, Фелипе, исчезла в ночи и машина. Я оглядела ресторан, но там было настолько многолюдно, что никто, кроме гостей из Квебека, ничего не заметил. Две вдовы за соседним столиком по‑прежнему обсуждали меню, а все остальные молча уткнулись в свои дайкири.

Только беспризорному парню, кажется, было не все равно. Я чувствовала на себе его взгляд из полутьмы. Его незаданный вопрос не требовал ответа, но я все равно ответила. Просто так.

– Он убил ребенка своей подружки. Маленькую девочку. Понял?

Парень воспринял это сообщение скептически. Тут завибрировал телефон. Я надела наушник.

– Отлично сработано, отлично, – похвалил Гектор.

– Спасибо.

– Откуда ты взяла эту Марию Анжелу? Потрясающе! Именно так бы они ее и назвали, так бы и назвали, найди они тело. Но ты, однако, рисковала! Или нет?

– Вы о каком риске?

– Ты не знала, что это девочка. А был бы мальчик?

– Был бы мальчик, не убили бы. Его бы продали.

Гектор вздохнул:

– Да, наверно, ты права.

– Я дала вам достаточно материала для работы, верно?

– Более чем. Нет слов. Такие вещи берутся из ничего! У нас всего‑то и было, что сообщение пожилой дамы, что Марта сначала ходила беременная, а потом – нет. Никаких доказательств не было.

– Да, зато теперь у вас двое неудачников и их загубленные жизни.

– Всегда видишь все в темном свете. Ни к чему это. Ты хорошее дело сделала. Ты действительно сделала хорошее дело. И преступление раскрыла. За какие‑нибудь плевые две минуты.

– Спасибо на добром слове, Гектор, да только по правде‑то это не я. Ему хотелось говорить. Так хотелось, что не мог удержаться. Я, кстати, верю ему насчет собора. Но туда он пошел уже потом.