Он не ответил.

К ограде подошел паренек‑попрошайка. Обычно в Гаване нищих не видно, громилы из Кубинского комитета по защите завоеваний революции гоняют их бейсбольными битами. Нищих нет, но проституток много: сутенеры могут заплатить. КЗЗР – нечто среднее между вспомогательными войсками, приданными полиции, и добровольными народными дружинами. Настоящие полицейские их ненавидят, поскольку комитетчики еще более коррумпированы, чем сами полицейские. Чем мы  – так надо бы сказать.

Попрошайка был тощий, с длинными черными волосами. Хорошее местечко выбрал. Совсем рядом с plaza  – площадью, на которой густо толпились канадцы и европейцы. У меня за спиной высился освещенный прожекторами собор, безжалостные уличные музыканты развлекали туристов, не подозревавших, что в это время им облегчают карманы.

– Ты уже стара, чтобы рожать. Женщина солидного возраста, – услышала я в наушнике голос Гектора.

«Мне двадцать семь, Гектор!» – мысленно крикнула я в негодовании. Ему удалось‑таки вывести меня из себя. Однако вслух невозмутимо проговорила:

– Ничего лучше за минуту и двадцать секунд не придумали? Вы бы лучше попросили Диаса написать вам что‑нибудь новенькое, он самый одаренный похабник у нас в отделении.

– Ты нас видишь? – спросил Диас.

Еще бы не видеть. Рядом с отелем «Амбос Мундос» (в Гаване его знают все – тут Хемингуэй написал свой роман «По ком звонит колокол») пристроился ярко‑зеленый «юго» с закрытыми окнами, что в такую жару выглядело чертовски подозрительно. Посторонний человек сразу понял бы, что если люди в машине не из обычной полиции, то уж точно из тайной или из какой‑то организации вроде того. Все сутенеры и наркодилеры убрались отсюда еще минут двадцать назад.

– Да, вижу вас.

– Смотри.

И он помахал мне рукой с переднего сиденья автомобиля, его движения быстро превратились в пантомиму с каким‑то непристойным смыслом, но мне трудно было за ней уследить. Наверняка что‑то оскорбительное. Диас из западной провинции Пинар‑дель‑Рио, они там – прикольные ребята.

– Познакомиться с вами – большая удача, лейтенант Диас, – сообщила я.

– Да что ты! И почему же? – спросил он, клюнув на наживку.

– Раз идиот сделал в полиции такую головокружительную карьеру, значит, можем надеяться и мы, младшие агенты.

– Тебя не повысят, Меркадо, скажи спасибо, что не раздаешь штрафные квитанции за неправильную парковку и не потеешь с другими девчонками в машинописном бюро, – быстро вмешался Гектор.

– Машинописное бюро? Сразу видно, вы, старина, отстали от жизни. По‑моему, от машинописного бюро в отделении избавились еще лет десять назад, – откликнулась я, хотя в принципе была с Гектором согласна. У нас в НРП, Народной революционной полиции, мне не продвинуться. Он это знает, я это знаю, даже дельцы, финансирующие восходящих звезд, это знают. Набитые долларами конверты мне на порог никто не кладет – не потому, что я выше коррупции, просто не настолько я важная фигура, чтобы меня вовлекали в коррупционные сделки.

– Машинистки, по крайней мере, свое место знали, – проворчал Гектор.

– Да уж, где угодно, только не под вами, – заметила я.

В наушнике раздалось недовольное хрюканье: Гектор пытался подавить смех.

Парень‑попрошайка смотрел на меня темными глазищами и молчал. Какая потрясающая идея – прикинуться немым! Может, у него рак, да что угодно – никто не станет приставать с вопросами. Дала ему несколько песо и велела убираться. Деньги он взял, но отошел всего на несколько метров, глядя на меня с беспредельной грустью.