|
Потерять и последний клок. – Клок? – Шерсти. Который с паршивой овцы. Она молчит, думает, смотрит внимательно. – Это что, все из за последнего сценария? Он отрицательно качает головой: – Скука смертная их писать, но я их могу сочинять хоть во сне. Как компьютер. Он поднимается, снова подходит к окну. Она поворачивается на диване, глядит ему в спину. Помолчав с минуту, он продолжает уже более спокойно: – Раз уж ты сбежал, Дженни, пути назад тебе нет. Вот и все, что я хотел сказать. Пытаться… Пустые мечты. Все равно что хотеть вернуться в материнское лоно. Повернуть время вспять. – Он оборачивается к ней, усмехается в темноте. – Ночные бредни. – Это просто пораженчество. Все, что тебе надо сделать, – это записать наш разговор. Как есть. – Это уже последняя глава. То, чем я стал. Она опускает глаза. Молчит. Пауза. «Перебивочка», как говорят на студии. – Билл тут на днях распространялся про тебя. Почему ты за режиссуру никогда не берешься. – И что же? – Я ему объяснила. Как ты мне. – А он что? – Довольно проницательно заметил, что порой стремление к совершенству на поверку оказывается лишь боязнью провала. – Как мило. – Но ведь и правильно? Он смотрит сквозь тьму на ее полное упрека лицо, усмехается: – Думаешь, если обозвать меня трусом, это поможет делу? Она медлит с минуту, потом поднимается с дивана, подходит к нему, коротко целует в губы; заставляет сесть в кресло у огромного окна; опускается на пушистый ковер перед ним, опирается локтями о его колени. Слабые отблески падают на ее лицо: за окном светится городское небо. – Давай мыслить позитивно. – Давай. – Моя шотландская прабабка была ясновидящей. – Ты мне говорила. – Это не последняя, а первая глава. – А дальше? – Что нибудь произойдет. Откроется окно. Нет, лучше – дверь. Калитка в стене. Она отодвигается, складывает руки на груди, закусывает губу: играет сивиллу. – А за калиткой? – История твоей жизни. Как она есть. Он устало усмехается: – И когда следует этим заняться? – Теперь же. До того как… Ты ведь все равно поступишь так, как решил… До того как каждый из нас пойдет своей дорогой. – Усмешка покидает его лицо. – Ты ведь сможешь воспроизвести наш разговор? Это очень важно. Обязательно надо его запомнить. – Я решил, что мы должны расстаться только потому, что люблю тебя. Это ты понимаешь? – Ты не ответил на мой вопрос. – Вряд ли смогу. – Тогда я попробую записать хоть что то. Завтра. Между съемками. Только самую суть. – И суть проблемы? – Ну хотя бы некий ее вариант. Они молча смотрят друг на друга. Потом он тихо произносит: – Господи, как же я ненавижу ваше поколение! А она улыбается ему, словно ребенок, которого только что похвалили; она так растрогана, что в конце концов ей приходится низко наклонить голову. Он протягивает руку, ерошит ей волосы; делает попытку встать с кресла. Она его останавливает: – Подожди, я с тобой еще не покончила. – Сумасшедшая девчонка. Тебе надо выспаться. Она поворачивается к столику с телефоном, что стоит у нее за спиной; не поднимаясь с колен, зажигает лампу; стаскивает на пол толстенный телефонный справочник Лос Анджелеса, рассматривает обложку; потом оборачивается и задумчиво смотрит на Дэна. Он сидит на краешке кресла, готовый подняться и уйти. – Дженни? Она снова опускает глаза. – Что нибудь уникальное. Ни на что не похожее. Она открывает справочник, наклоняется пониже – шрифт слишком мелкий. |
