|
Ни на что не похожее. Она открывает справочник, наклоняется пониже – шрифт слишком мелкий. – Бог ты мой, да тут ни одной английской фамилии нет! – Скажи, пожалуйста, что такое ты делаешь? Но она молчит. Вдруг переворачивает справочник, смотрит самый конец, быстро листая страницы; останавливается, вытягивает шею: что то нашла; радостно ему улыбается: – Эврика! Вольф. Вульф? – Нет, Вольф, «о» в середине. Как в слове «волк». Одинокий. – Она проводит пальцем по странице – до самого низа. – Ага. Вот. «Эс». Очень гибкая буква. Альтадена драйв. Понятия не имею, где это. – За Пасаденой. И если ты… – Умолкни. «Стэнли Дж.». Не годится. Она захлопывает справочник, окидывает Дэниела взглядом, как барышник – лошадь сомнительных достоинств, указывает на него пальцем: – Саймон. – Складывает руки на груди. – Как в том стишке . Поскольку ты тоже простачок. А «Дж.» можно опустить. Он пристально рассматривает ковер на полу. – Тебя давно не шлепали по попе? – Но ты же не можешь использовать в романе свое собственное имя! Тем более что оно такое скучно добропорядочное. Кому может понравиться герой по имени Дэниел Мартин? Они привыкли пикироваться, часто менять направление разговора, привыкли к словесным ужимкам и прыжкам; но он отвечает мягко: – А мне он иногда нравится. В самом деле. Она складывает руки на коленях, вся – искренность и невинность: – Она просто напрашивается на посвящение. Всего навсего. Он встает с кресла: – Она напрашивается на то, чтобы получить по заслугам. Если она сию же минуту не окажется в постели, завтра на съемках ее ждет хороший нагоняй за темные круги под глазами. За ее спиной вдруг резко звонит телефон; оба вздрагивают от неожиданности. Дженни, все еще не поднявшись с колен, сияет от удовольствия: – Я сама поговорю с мистером Вольфом или ты возьмешь трубку? Он направляется к двери: – Оставь. Может, это псих какой нибудь. Но она произносит его имя, теперь уже серьезным тоном, не поддразнивая; его предположение вызвало у нее чуть ощутимое чувство страха. Он останавливается, стоит вполоборота, глядя на ее темно синюю спину; она поворачивается к столику, берет телефонную трубку цвета слоновой кости. Он ждет; слышит, как она произносит официальным тоном: – Да, он здесь. Я его сейчас позову. – И протягивает ему трубку, снова закусив губу, чтобы не рассмеяться. – Международный. Из Англии. Перевели вызов на мой телефон. – Кто вызывает? – Телефонистка не сказала. Глубоко вздохнув, он возвращается к ней: она уже поднялась с колен; он резко берет, почти вырывает из ее руки трубку. Она отворачивается, отходит к окну. Он называет свое имя, ждет у телефона, не сводя взгляда с профиля девушки у окна. Она поднимает руки, потягивается, словно только что проснулась, распускает волосы по плечам; знает, что он наблюдает за ней; не может удержаться – улыбка по прежнему играет на ее губах. – Я не стал бы на твоем месте так волноваться. Сто против одного, что какому то идиоту репортеру с Флит стрит просто не хватило материала для очередной сплетни. – А может, это моя прабабка из Шотландии. Она вглядывается в полуночную беспредельность Лос Анджелеса. Эта история ее забавляет. Типичная англичанка. Он тянется к ней, хватает за руку, грубо притягивает к себе; пытается поцеловать; он сердится, а ее разбирает смех. У его уха – шорох немыслимых расстояний. Потом он слышит голос; и происходит невероятное, как в романе: отворяется калитка в стене. Женщина в камышах Ветер раскачивает из стороны в сторону обвисшие ветви плакучих ив и морщит поверхность длинного плеса. |
