|
Бедный ты, бедный! – Оказывается, тут даже кое что увлекательное можно найти, правда, Марк? Второй студент, постарше Эндрю, бурчит что то, не соглашаясь. – Слушайте, – предлагает он, – может, глотнете шипучки? Джейн снова одаряет их улыбкой: – В отличие от вас мы и в самом деле собираемся поработать. – У вас обоих отвратительно плебейские наклонности. Все смеются. Дэниел машет им рукой и берется за шест. Они отплывают на несколько ярдов. Джейн закусывает губу: – Ну, теперь весь Оксфорд будет сплетничать, что у нас роман. – Держу пари, что не будет. Эндрю сам до смерти боится, что все в Буллингдоне узнают про его зубрежку. – Бедненький Эндрю. – Богатенький Эндрю. – Интересно бы узнать, что на самом деле скрывается за этим низеньким лобиком. – Он вовсе не такой дурак, каким представляется. – Не слишком ли безупречно это представление? Он смеется в ответ, отталкиваясь шестом, ведет лодку сквозь густеющие стебли водяных лилий; продирается через заросли цветущей таволги. Ветер: цветущий на берегу боярышник осыпает их дождем белых лепестков. Девушка достает из воды путаницу соцветий, поднимает повыше – блестящие капли стекают в воду у самого борта. Потом бросает их обратно. – Может, тут? – Там подальше есть прудик или что то вроде того. Во всяком случае, раньше был. В прошлом году мы с Нэлл часто сюда заплывали. Она внимательно рассматривает его поверх темных очков. Он пожимает плечами, улыбается: – Чтоб без помех целоваться на свежем воздухе. – Какая отвратительно идиллическая пара. На его лице – довольная усмешка. Впереди, в осоке, попискивает камышовка; плоскодонка огибает первую полосу тростниковых зарослей; за ними – сплошь заросшая камышом и рогозом вода. – Черт возьми. Все напрочь заросло. Сейчас, толкнусь еще разок. Он погружает шест в воду и толкает лодку изо всех сил туда, где – как ему кажется – посреди стоящих стеной стеблей светится свободное пространство. Девушка чуть слышно вскрикивает, когда суденышко врезается в зеленую преграду, прикрывает руками голову. Плоскодонка проходит ярда три, натыкается на что то мягкое, останавливается, ее нос приподнимается над водой. – Проклятье. Джейн поворачивается, смотрит вперед, за борт. Вдруг – он в этот момент пытается вытянуть из ила шест – резко оборачивает к нему побелевшее удивленное лицо, рот ее в ужасе раскрыт. Она выдыхает: – Дэниел! – и прячет лицо в ладонях. – Джейн? – Назад, скорей назад! – Что случилось? Она передвигается на сиденье, жмется к противоположному борту, закрыв нос и рот ладонью. – Ох, какой запах ужасный! Пожалуйста, скорей назад. Но он бросает шест, перешагивает через дощатое сиденье, вглядывается в воду за бортом; теперь видит и он… Чуть ниже поверхности воды, прямо под носом лодки, – обнаженное серовато белое женское бедро. Чуть впереди, в камышах, – прогалина, видимо, там – верхняя часть тела: спина, голова… Ноги скорее всего в воде под днищем лодки, их не видно. – Господи! – Кажется, меня сейчас вырвет. Он поспешно поворачивается к ней, с силой пригибает ее голову к коленям; пробирается назад, к своему шесту, так резко выдергивает его из ила, что чуть сам не опрокидывается на спину, восстанавливает равновесие и пытается отвести лодку от этого места. Суденышко некоторое время сопротивляется, потом послушно скользит назад, в свободное от камышей пространство. Он видит, как что то отвратительное, бесформенное всплывает на поверхность там, где они только что были. – Джейн, ну как ты? Она чуть кивает, не поднимая головы от колен. Он неловко маневрирует, пытаясь развернуть плоскодонку. |
