Звук был такой же сильный, как раньше, будто сепаратор мог гнать
молоко без конца, все равно, прошло через него это молоко один раз или сто.
"Снова здорово, - сказал Эб. - Так ты не забудь завтра про этот галлон".
"Нет, сэр, говорю, не забуду". И мы опять послушали, как гудит
сепаратор. Потому что тогда Эб еще не осатанел.
"Видно, ей эта штуковина много удовольствия доставляет, ишь как она
довольна", - сказал Эб.
3
Он остановил пролетку и посидел с минуту, глядя на те же сорванные с
петель ворота, на которые девять дней назад глядел Джоди Уорнер, сидя на
своей чалой лошади, на затравевший, поросший бурьяном двор, на дом,
покосившийся и потрепанный непогодой, на все это захламленное запустение,
среди которого, еще до того, как он подъехал к воротам и остановился, громко
и монотонно звучали два женских голоса. В этих молодых голосах не слышалось
ни крика, ни визга, но была в них та застывшая, необъятная сила, которая
совершенно чужда всякой членораздельной речи, всякому человеческому языку -
точно звуки исходили из клювов каких-то чудовищных птиц, точно в глухомань,
в мертвое и непроходимое болото или пустыню вторглись, вспугнув и возмутив
безмолвие, два последних представителя какой-то вымершей породы,
обосновались на этом болоте и упорно оскверняют его своей бесконечной
перебранкой, и вдруг все разом смолкло, как только Рэтлиф крикнул. А еще
через мгновение из дверей на него уже глядели две девушки, рослые, похожие
друг на друга, словно две гигантские коровы.
- Доброе утро, сударыни! - сказал Рэтлиф. - Где ваш папаша?
Они продолжали глядеть на него. Казалось, они даже не дышали, хотя он
знал, что они дышат, должны дышать: телам такой грузоподъемности, такого
явно исполинского, почти что обременительного здоровья нужен воздух, много
воздуха. На миг они представились ему в виде двух коров, двух нетелей,
которые стоят по колено в воздухе, будто в ручье или в пруду, стоят,
погрузив морды в воду, и вода стремительно и бесшумно разверзается под их
дыханием, на миг, в немом изумлении, открывая взору подводный мирок, кишащий
вокруг копыт, прочно упертых в дно. Потом они сказали в один голос, как
хорошо слаженный хор:
- Он в поле.
"Вон как, - подумал он, трогаясь с места. - А что же он там делает?"
Потому что он и представить себе не мог, чтобы у того Эба Сноупса, которого
он знал прежде, было больше двух мулов. Но одного из них Рэтлиф уже видел, -
он стоит без дела в загоне позади дома; а другой привязан к дереву подле
лавки Уорнера, в восьми милях отсюда, он знал это наверняка, потому что
только три часа назад видел его на том самом месте, где вот уже шесть дней у
него на глазах этого мула привязывает новый приказчик Уорнера, приезжая в
лавку. На миг он придержал лошадей. |