— Но никто, кроме тебя, до сих пор не встречал его… — осторожно высказался Хамдан.
— Значит, так совпало!
— Не сердись, Габаль! Никто не хотел сказать, что не верит твоим словам. Но видение может оказаться обманом. Клянусь Всевышним! Если он в состоянии выходить из дома, почему передал управление в чужие руки?! Почему позволяет им ущемлять права своих потомков?
— Это его тайна. Он один знает, — ответил Габаль, нахмурившись.
— Скорее всего, правда в том, что он затворился по причине своего возраста и немощности.
— Мы перебираем сплетни, — заявил Даабас. — Давайте дослушаем историю до конца, если у нее было продолжение.
И Габаль продолжил:
— Я сказал ему: «Я и не мечтал встретиться с тобой в этой жизни». Он ответил: «Вот ты и встретил меня». Я напряг зрение, чтобы разглядеть склоненное надо мной в темноте лицо, но он сказал мне: «Ты не сможешь увидеть меня ночью». Тогда я удивленно спросил, как же он видит меня? И он ответил, что привык гулять в темноте еще с тех времен, когда нашей улицы не существовало. Я удивился: «Слава Богу, у тебя крепкое здоровье!» Он ответил: «На тебя, Габаль, можно положиться. Ты отказался от благополучия ради своего униженного рода. Твоя родня — моя семья. Они имеют право на имение, и они должны им пользоваться. Они должны отстоять свою честь. Ваша жизнь должна быть прекрасной». Вокруг меня будто все сияло — настолько я был воодушевлен. Я поспешил спросить его: «Как же мы добьемся этого?» Он ответил: «Силой возьмите желаемое; то, что принадлежит вам по праву, и живите счастливо». Сердце мое затрепетало, и я прокричал: «Мы будем сильными!». «Да сопутствует вам успех!» — ответил он.
Габаль замолчал, и зависла тишина, собравшиеся замерли как зачарованные. Они задумчиво обменялись взглядами и дружно обернулись к Хамдану.
— Нужно поразмыслить, прочувствовать эту историю! — отозвался тот.
— Это не похоже на бред от дурмана, все сказанное — правда, — отозвался Даабас.
Уверовавший Далма заявил:
— Это не бред! Или наше право на имение тоже бред?
С некоторым колебанием Хамдан ответил:
— А ты не спросил его, что мешает ему самому восстановить справедливость? Не спросил, что толкнуло его отдать бразды правления людям, которые нас лишили всяких прав?
Габаль недовольно ответил:
— Не спросил. Был не в состоянии. А если бы ты встретил его ночью в пустыне, не побежали бы у тебя мурашки от страха? Случись это с тобой, ты не посмел бы спорить с ним или сомневаться в его правоте.
Хамдан покачал головой в знак согласия:
— Это похоже на аль-Габаляуи. Но может, лучше ему самому было претворить слово в дело?
— Тогда терпите, пока не сгинете в унижении! — вскричал Даабас.
Поэт Радван откашлялся и сказал, осторожно всматриваясь в лица присутствующих:
— Красивые слова, но подумайте о том, куда они нас заведут!
— Мы уже ходили просить милости, и что из этого вышло? — грустно спросил Хамдан.
— Чего бояться? — вмешался юный Абдун. — Ведь хуже уже не будет…
Хамдан ответил, отговариваясь:
— Я не за себя боюсь, за вас.
— Я пойду к управляющему один, — гордо заявил Габаль.
— Мы с тобой! — придвинулся к Габалю Даабас. — Не забывайте, что аль-Габаляуи предрек ему успех!
— Я пойду один, — сказал Габаль и добавил: — Когда — сам решу. |