|
– Кто вы? – неуверенно спросил Элвин.
– Призраки убиенных тобою.
– Почему же вас двое? Ведь я убил только одного?
– Мм... Дух делится надвое. Мы – две половинки.
– Глупости! – сказал Элвин. – Знаете что, если вам нужно со мной поговорить, обратитесь к моему адвокату. Мне надо выспаться. Завтра ко мне пожалует психиатр, и я должен быть в наилучшей форме.
– Мы явились, чтобы предоставить тебе возможность покаяться в грехах.
– Слушай, парень, отнеси ка свою простыню в прачечную. Оставь меня в покое, а то я позову охрану. Я устал.
Элвин Девар снова улегся и отвернулся к стене. Его предупредили, что полицейские не остановятся ни перед чем, лишь бы заставить его заговорить.
– Это твой последний шанс, Элвин, – не унимался голос.
– Проваливай, понял?
Элвин возмущенно тряхнул головой: два психа у двери его камеры затеяли спор.
– Так ты говоришь, плохих детей не бывает?
– Он не плохой, он лишь дурно воспитан, – пропел смешной голосок, точь в точь как в любимой программе Элвина по кунг фу.
Последовавший за этим звук Элвину совершенно не понравился: он напоминал скрежет резко тормозящего поезда, когда металл угрожающе скребет по металлу. Элвин завертелся на койке. Его глаза уже привыкли к полумраку, и он видел дыру в двери камеры, где одна железка уже была оторвана. Низкорослый полицейский в простыне схватился обеими руками за следующую перекладину. Снова раздался мерзкий скрежет железа, и перекладина осталась в руках у низкорослого. Он бросил ее на пол. Высокий вцепился в крестовину, соединявшую нижние и верхние перекладины, согнул ее и отодрал от двери, словно эта была ленточка на подарочной коробке.
Неожиданно Элвина Девара осенило, что эти двое – никакие не полицейские. Они ворвались к нему в камеру. Элвин забрался снегами на койку и забился в угол, прижавшись спиной к холодному бетону.
– Отстаньте, слышите? Не то я закричу!
– Покайся! Покайся!
– Уйдите! Уйдите!
– Как тебе кажется, в его голосе звучит раскаяние? – спросил высокий у низкорослого.
– Мне очень жаль, но, кажется, нет.
– Что будем делать?
– То, с чего надо было начинать. С чего начал бы любой на нашем месте.
Низкорослый, не снимая простыни, ринулся к Элвину, который еще плотнее прижался к стене. Неровности цементной стены больно впивались ему в спину, но он не обращал внимания на боль. Во рту у него пересохло. Сигаретку бы сейчас!
Он съежился от страха. Низкорослый поднял его, как невесомое перышко. И уже в следующую минуту, упираясь животом в костлявые колени привидения, он был подвергнут унизительной порке.
– Прекратите! Мне больно!
– Так и должно быть, невоспитанный, безмозглый щенок! – ответил голос. Певучесть пропала, и голос напоминал теперь рассерженный свист.
Высокий наблюдал за экзекуцией.
– Кто велел тебе пристрелить Уорнера Пелла? – спросил он.
– Мне запрещено говорить! – взвизгнул Элвин.
– Вот как? – спросило привидение коротышка. – А как тебе понравится вот это? – Шлепки участились и усилились.
Ничего подобного Элвину еще не приходилось испытывать. Если бы его заранее предупредили, что его ждет такая ночка, он ни за что не сунулся бы в это дело.
– Перестаньте. Я все расскажу.
Наказание продолжилось.
– Все рассказать – еще не все. Ты будешь ходить в церковь?
– Буду, буду! Каждое воскресенье. Обещаю!
– Будешь стараться в школе?
– Буду, буду! Мне очень нравится в школе. Отпустите меня!
– Будешь чтить семью? Правительство? Избранных вами руководителей?
– Буду чтить, честное слово! Я постараюсь стать старостой класса. |