Адвокат слушал и мрачнел.

– Наташенька, не хочу вас пугать, но дело плохо, – грустно сказал он. – Если бы не все это… Ну, максимум получили бы вы два года условно за убийство по неосторожности, и это при самом плохом стечении обстоятельств. А сейчас я, признаться, в некоем затруднении.

– Я не понимаю, – жалобно сказала Наташа. – Вы что, меня не вытащите отсюда?

– Понимаете, в чем дело, милая, – проникновенно сказал адвокат и даже взял ее за руку, – вы в этом деле не единственная подследственная. Но ваши товарищи по несчастью молчат. Если вывалить следствию вашу версию произошедшего, это нельзя будет квалифицировать как хулиганство, приведшего к смерти по неосторожности. Налет был организован, и, стало быть, по делу вы будете проходить как группа лиц. А преступления по предварительному сговору, совершенные группой, караются куда строже.

– И что мне делать?

– Прежде всего, молчать. Вы имеете право не давать показания против себя. Версию для следователя мы сейчас подкорректируем. Прежде всего, запомните: ни в какой организации вы не состоите. Людей, которые пригласили вас в Дом малютки, раньше никогда не встречали. В акциях протеста участия не принимали. У нас, юристов, это называется, уйти в глухую несознанку.

Виталий Андреевич задорно ей подмигнул. Наташа вновь обрела уверенность в себе и, приободрившись, спросила:

– И что мне это даст?

– Вам должны будут либо предъявить обвинение, либо выпустить. Я более подробно ознакомлюсь с материалами дела, но, как мне кажется, там нечем крыть. Взяли вас не на месте происшествия, на видеозаписи вы в маске, так что, думаю, через семьдесят два часа вас выпустят. Главное – молчите. Ни одного слова следствию, понятно?

– Понятно, – кивнула Наташа, а потом жалобно попросила: – А можно я Мише позвоню?

– Нельзя, – покачал головой адвокат. – У Михаила сейчас своих проблем выше крыши. И потом, в СИЗО, знаете ли, телефонов нет.

– Его арестовали? – ужаснулась Наташа. – Но как? Когда?

Виталий Андреевич скорбно покивал.

– Да в тот же день, что и вас. Как вы думаете, почему за вами приехали на дачу? За организацией давно велось наблюдение, и после вашей выходки, всех участников сразу накрыли. Даже маски не помогли. В общем, Наташенька, если вас вызовут на допрос, а меня рядом не окажется… всякое, знаете ли, бывает… ни единого слова!

– Поняла уже, – мрачно сказала Наташа. – Хорошо, я ничего не скажу.

Ночи Наташа боялась больше всего, потому что самое страшное в этом учреждении, обозначенном короткой аббревиатурой СИЗО, происходило по ночам. В прошлый раз ее побили, раздели, ограбили. Чего ждать от сегодняшней ночи было неизвестно. И вообще, что это за обозначение такое – СИЗО? Воображение рисовало сизокрылого голубя, расхаживающего с гордо выпяченной грудью по тротуару в поисках крошек и семечек. Наташе всегда казалось, что голуби – птицы вполне интеллектуальные, и глаза у них умные, в отличие от тупых воробьев и злобных чаек. И вот сейчас она сидит на своей коечке, называемой нары, поджав колени к подбородку, и думает, что СИЗО – от сизокрылого, и если думать об этом, она, возможно, не сойдет с ума.

Тетки с мощным задом в камере не оказалось, так же как и бомжихи, вместе с которой пропала и Наташина куртка. На их нарах оказались две другие бабы, с сильно испитыми физиономиями. Новые сокамерницы даже ужина не дождались, рухнули на свои койки и захрапели. Цыганка косилась на Наташу так, словно размышляла, на что ее еще можно развести, но за остаток вечера так ни разу и не сказала ей ни слова.