И вдруг в голове вспыхивает: какое сегодня число?

Что-то скребется на задворках сознания, что-то важное — никак не пойму, что именно.

Знаю только, что сегодня очередной визит к доктору Кляйну, и я все жду заветного: «Вы совершенно здоровы», а потом — щелк пальцами! — и я снова вижу, как прежде.

Будет ли такое однажды?

Только вера в нечто подобное и заставляет меня двигаться вперед.

Переставлять ноги, подносить ложку ко рту, ложиться и вставать с этой постели… Я не могу и не хочу мириться с собственной беспомощностью!

Именно потому я и настоял на самостоятельных поездках: они дарят мне ощущение утерянных самодостаточности (меня злит, что я не могу выбросить Эмили из головы) и самостоятельности (собственная слепота злит еще больше). И хотя бы в эту получасовую поездку я представляю себя прежним… Глупое фанфаронство, если подумать!

Итак, до остановки только четыреста пять шагов, которые я проделываю ровно за три с лишним минуты — сажусь на скамейку и поджидаю автобус до клиники. Всего лишь пять остановок, и я на месте…

— Доброе утро, молодой человек! — Водитель неизменно здоровается, наблюдая, как я вхожу и занимаю место в первом ряду. Тут никогда никого нет… Только я и он. — Как вам сегодняшняя погода?

— Тепло, — отзываюсь в своей привычной манере. — В остальном же — полнейший мрак. Все как всегда… Ничего нового.

— Это вы зря, — отзывается на мою всегдашнюю мрачность жизнерадостный мужской голос. Сегодня прекрасная погода, и день, полагаю, будет не менее прекрасным. — Такое чувство, словно он не видит моей слепоты… Я говорю «мрак», а он в ответ — «прекрасная погода».

Качаю головой:

— Это только в вашем мире, приятель, — возражаю не без сожаления. — В моем неизменно свинцовые тучи и идет дождь…

После этого мы трогаемся с места и едем в полнейшей тишине, и только уже перед выходом он вдруг снова заговаривает:

— Знаете, она ведь вас очень любит. Каждый день провожает до остановки, входит через задние двери да так и идет хвостиком, пока вы идете в сторону клиники…

Что за бред он несет…

— О ком вы говорите?

— Так о вашей супруге, должно быть. Девушке с каштановыми волосами… — Голос его делается чуточку неуверенным: — Просто у нее колечко на пальце, вот я и подумал…

— Она и сейчас здесь? — обрываю его вопросом.

— Только что вышла и ждет вас на улице.

Сомневаться не приходится: Эмили. Конечно же, это она! Ходит за мной следом, как за ребенком. Черт бы ее побрал…

И снова какой-то проблеск узнавания/осознания — чего-то эдакого, связанного именно с этим днем. Это почти так же мучительно, как пытаться вспомнить мельком замеченное в толпе лицо неизвестно откуда знакомого человека…

— Спасибо, приятель. Еще увидимся!

Выхожу, стараясь вести себя как можно более уверенно, хотя, если по существу, чертова палка не особо помогает поднять самооценку. Но я все-таки расправляю плечи, насвистываю что-то сквозь стиснутые зубы… Делаю вид, что знать не знаю о своей неизменной преследовательнице.

Так мы и приходим в клинику…

Не знаю, где Эмили имеет обыкновение поджидать меня после приема у доктора Кляйна, только, уверен, она меня не упустит. А мне чертовски хотелось бы убежать… Устроить ей небольшую взбучку. Наказание за слежку…

За все.

— Как вы себя сегодня чувствуете? — голос доктора Кляйна, по обыкновению, приторный, словно рахат-лукум, заставляет меня отвлечься от мыслей об Эмили.