..
-- Мама, я же тебе сказала, -- перебила дочь, -- он правил
очень осторожно. Кстати, не больше пятидесяти в час, ни разу...
-- А он не фокусничал -- ну, помнишь, как тогда, с
деревьями?
-- Мамочка, я же тебе говорю -- он правил очень осторожно.
Перестань, пожалуйста. Я его просила держаться посреди дороги,
и он послушался, он меня понял. Он даже старался не смотреть на
деревья, видно было, как он старается. Кстати, папа уже отдал
ту машину в ремонт?
-- Нет еще. Запросили четыреста долларов за одну только...
-- Но, мамочка, Симор обещал папе, что он сам заплатит. Не
понимаю, чего ты...
-- Посмотрим, посмотрим. А как он себя вел в машине и
вообще?
-- Хорошо! -- сказала дочь.
-- Он тебя не называл этой ужасной кличкой?..
-- Нет. Он меня зовет по-новому.
-- Как?
-- Да не все ли равно, мама!
-- Мюриель, мне необходимо знать. Папа говорил...
-- Ну ладно, ладно! Он меня называет "Святой бродяжка
выпуска 1948 года", -- сказала дочка и засмеялась.
-- Ничего тут нет смешного, Мюриель. Абсолютно не смешно.
Это ужасно. Нет, это просто очень грустно. Когда подумаешь, как
мы...
-- Мама, -- прервала ее дочь, -- погоди, послушай. Помнишь
ту книжку, он ее прислал мне из Германии? Помнишь, какие-то
немецкие стихи? Куда я ее девала? Ломаю голову и не могу...
-- Она у тебя.
-- Ты уверена?
-- Конечно. То есть она у меня. У Фредди в комнате. Ты ее
тут оставила, а места в шкафу... В чем дело? Она ему нужна?
-- Нет. Но он про нее спрашивал по дороге сюда. Все
допытывался -- читала я ее или нет.
-- Но книга _н_е_м_е_ц_к_а_я!
-- Да, мамочка. А ему все равно, -- сказала дочь и
закинула ногу на ногу. -- Он говорит, что стихи написал
единственный великий поэт нашего века. Он сказал: надо было мне
хотя бы достать перевод. Или выучить немецкий -- вот,
пожалуйста!
-- Ужас. Ужас! Нет, это так грустно... Папа вчера
говорил...
-- Одну секунду, мамочка! -- сказала дочь. Она пошла к
окну -- взять сигареты с диванчика, закурила и снова села на
кровать. -- Мама? -- сказала она, выпуская дым.
-- Мюриель, выслушай меня внимательно.
-- Слушаю.
-- Папа говорил с доктором Сиветским...
-- Ну? -- сказала дочь.
-- Он все ему рассказал. По крайней мере, так он мне
говорит, но ты знаешь папу. И про деревья. И про историю с
окошком. И про то, что он сказал бабушке, когда она обсуждала,
как ее надо будет хоронить, и что он сделал с этими чудными
цветными открыточками, помнишь, Бермудские острова, словом, про
все. |