Теперь все обернулось куда как хуже.

    На редкость медленно и болезненно сходили на нет его «царапины». На редкость долго не отпускала его странная, «нездешняя» слабость - точнее, неумение найти в себе силы, мобилизоваться, собраться для выполнения даже какого-то совсем простенького дела. На редкость сильно по ночам душила странная тоска о чем-то, так в жизни и не случившемся.

    То, что Фальк, временами наведывавшийся в Дом и всякий раз приглашавший Кирилла на чашку чая, объяснял теперешнее его состояние последействием примитивно организованной телепортации, мало его утешало, как мало утешает наркомана сознание того, что происходящее с ним - всего лишь результат действия сравнительно простого по составу препарата. Фальк это понимал и серьезной работой Кирилла нагружать не спешил. Молча и снисходительно улыбался благоглупостям, которые тот временами, кажется, говорил - вроде вопроса о том, почему в Домах не прерывают страдания безнадежных пациентов («Ну, не ядом, так просто „Калашниковым“, - сорвалось у него как-то. - Тысяча второй модификации... Ведь мучаются же...» - «Ну, как ты скоро поймешь, - уклончиво ответил Фальк, - „Калашников“ здесь излишен»).

    За три с лишним недели, проведенные в стенах Серого монастыря, Кирилл успел дослужиться от помощника садовника (сукку, кстати сказать) до ассистента старшего медбрата.

    Старшим медбратом - командиром всех двух десятков людей и дюжины сукку, составлявших здешний парамедицинский персонал, - оказался мрачноватый и вечно озабоченный хозяйственными делами Готфрид Грабер. Этот персонаж пребывал в уверенности, что сам он всегда лучше выполнит то, что поручает своим подчиненным, что и стремился всякий раз продемонстрировать на практике. Понятно, что на нормальную, человеческую жизнь времени у него не оставалось, и пребывал он в состоянии постоянного недовольства и раздражения. В отношении Кирилла, впрочем, он проявлял некоторые признаки сдержанности. Николаев вроде ходил в любимчиках настоятеля, и дело явно шло к тому, что быть Кириллу рано или поздно Посвященным.

    На то указывало многое. Например, если для всех остальных ассистентов неким профессиональным минимумом предполагалось всего лишь хорошее знание их прямых обязанностей, то для Кирилла Фальк устроил несколько своего рода экзаменов по основам биологии и медицинского обслуживания ранарари. Экзамены эти, принимавшиеся в присутствии медицинского корпуса Дома - четверых специалистов-землян из Посвященных, и полудюжины Хозяев, чинно и молчаливо восседавших на своих насестах, - порядком встряхнули Кирилла. У него проснулся некоторый интерес к происходящему вокруг. Правда, странный, замешанный на жалости и сострадании.

    Здесь - в Доме Последнего Изменения - было кого жалеть и кому сострадать. На глазах Кирилла протекал мучительный процесс расставания Хозяев планеты с их обликом и разумом. Он мог видеть его словно в ускоренном показе - переходя из одной огромной палаты в другую. От неофитов Дома к покидающим его навеки «кулям».

    В первые дни ранарари, прибывавшие сюда, ничем не напоминали больных. Единственное их отличие от вполне нормальных особей - от тех же «профессоров», как окрестил Кирилл про себя командующих жизнью Дома и ходом лечения пациентов «чертей», - состояло в том, что периодически сначала раз в два-три дня, а затем все чаще и чаще, вместе с их ежедневным рационом - чем-то желеобразным и высококалорийным в сочетании с прорвой разнообразных семян и орешков - подавали прозрачный как слеза раствор «пепла». Приготовление этого раствора было прерогативой «профессоров» и лишь временами к этому простому таинству допускались Посвященные.