До этого Кирилл ни разу не замечал, чтобы кто-нибудь из пациентов или персонала «хосписа» проявлял особое желание спускаться туда - в сероватый сумрак, где в вечно тусклом свете, падающем из узких, под самым потолком окон-бойниц, на длинных голых столах лежали, словно каменея, жутковатые «кули» коконов. Но сегодня все обитатели этого странного монастыря-клиники были здесь. Люди и сукку молча теснились у черного хода, а Хозяева планеты застыли там - внутри, вдоль стен. Здесь были все пациенты. Принесли и положили - прямо на пол даже тех, что уже не могли ходить сами. И все они пели. Точнее - рождали где-то внутри себя этот вибрирующий, до мозга костей пронимающий звук, что поднял его с койки.

    «Прощаются... - сообразил Кирилл, остолбенело уставившись в тусклую мглу часовни. - Гос-с-споди, да это же они прощаются так... Мне же их утром увозить - „кульки“. Меня ж Грабер предупреждал, чтоб вставал пораньше... Груз в рощу...»

    Грабер был легок на помине. Появившись неожиданно за спиной Кирилла, он схватил его за локоть, оттащил в сторону от прохода и энергично зашипел в ухо:

    -  Хватит на панихиду зевать! Они кончают скоро. Быстро приводи себя в порядок и подводи кар к центральному выходу... Они сами будут укладывать эти... эти... Учти - там, в роще, тебя сам настоятель будет контролировать. Стремянку не забудь!

    * * *

    «Они», действительно, сами заботливо уложили угловатые коконы в разбитый на ячейки кузов. Но вот там - в роще - доставать их из кара и доводить обряд до конца Кириллу пришлось уже самому - точнее, на пару с Фальком. Двое «чертяк» - один сопровождавший жутковатый груз, другой - встречавший его вместе с Фальком на месте действия, отошли в сторонку и то ли торжественно, то ли скорбно созерцали финал церемонии, начатой в часовне.

    Кириллу почему-то казалось, что «роща» - это всего лишь иносказание, за которым стоит что-то вроде крематория или обычного погоста. Но то, что он увидел, оказалось настоящей рощей, правда, одного-единственного дерева. Оно, это дерево, прорастало сотнями стволов из огромной сети корней, воздевая руки голых ветвей к начинавшему наливаться хмурым утренним светом небу, и там снова сливалось само с собой в непроходимой чащобе единой, гигантской и голой кроны. И роща эта жила. Зыбкое, едва заметное содрогание-шорох гуляло по ней.

    «Как осина, - подумал Кирилл, - дрожит без ветра... „Иудино дерево“... А здесь - „Запретное“.»

    -  Узнаешь? - кивнул Фальк на четко обрисовавшиеся перед ними причудливые и жуткие силуэты.

    -  «Запретное дерево»?.. - устало вымолвил Кирилл. - Это из него получают «пепел»? У него совсем нет листьев?

    -  Нет, не из него, - нервно дернул щекой Фальк. - А листва у них просто опадает в этот сезон. У него, точнее, - это ведь одно дерево... Все как на эмблеме. Пошли - буду учить обряду. Заключительному.

    * * *

    Заключительный обряд оказался достаточно трудоемким и прозаичным. Временами, несмотря на торжественность момента, Кирилл ощущал какое-то, близкое к омерзению, внутреннее содрогание.

    Фальк по каким-то приметам, понятным только ему одному, выбирал нужный ствол, и они вместе устанавливали близ него стремянку. Затем возвращались к кару, чтобы взять очередные два-три «куля», относили их к стволам, и Кирилл забирался наверх, по пояс уходя в сплетение голых сухих ветвей кроны.