Уиттл ушел.
Труди лежала, укрытая одеялом, виднелось только ее лицо.
— Где он? — спросил я.
— Пошел на камбуз за едой.
Что он оставил нас в покое, я, конечно же не поверил. Но с единственным членом экипажа, Майклом, и нами связанными, ему оставалось либо добывать еду самостоятельно, либо сидеть голодным. Я надеялся, что он захватит что-нибудь и для нас. Одна мысль об этом заставила мой пересохший рот наполниться слюной, а живот заурчать.
— Нам надо что-то предпринять, — сказала Труди.
Я сел, сбросив постельное белье на грудь. Оно немного согревало мне спину, но сейчас было не то время, чтобы беспокоиться о холоде. Слегка вздрогнув, я приступил к изучению каюты. Она была узкая, достаточно длинная, чтобы вместить две койки, с обеих концов находились стены. В стене возле моих ног была дверь.
— Куда она ведет? — спросил я.
— На корму, — ответила Труди. Она тоже села на кровати. Одеяло упало на колени. Я мог заметить, что она по-прежнему связана, руки прикручены веревками к бокам. — Мы в носовой каюте. Камбуз на корме.
— За этой дверью?
— За ней гальюн, затем кают-компания, затем камбуз.
Я не совсем понял некоторые слова, но решил, что она пытается сообщить мне о том, что Уиттл ушел довольно близко к другому концу лодки.
— Он расспрашивал о наших запасах, — сказала Труди. — Он хочет горячего. Так что ему придется провозиться там какое-то время. Поди сюда и развяжи меня.
— Ну… — протянул я.
— Шевелись!
— Есть возможность отсюда выбраться?
— Не узнаем, пока не попробуем. Давай, не время для вопросов.
— На мне ни единой тряпки, мэм.
— Делай, что я сказала.
Часть моей симпатии к Труди тут же испарилась. Для несчастной беспомощной девицы она слишком сильно корчила из себя командира.
Но, пораскинув мозгами, я понял, какой шанс спастись нам выпал. Было бы позорно упустить его из-за моей скромности. Так что я вскочил с кровати и встал на ноги. Прикрывая интимные места, я стал прыжками пересекать пространство между нашими кроватями. Прежде чем подскакивающему полу удалось меня свалить, я упал на колени.
Воздух не на шутку студил меня, но я сжал зубы, чтобы не стучать ими и наконец-то добрался до Труди.
Руки у меня были связаны так, что я мог свободно орудовать пальцами. С их помощью я решил развязать узел, плотно прилегающий к животу Труди. Переплетение пеньковых веревок было тверже железа. Дрожащими пальцами я ухватил его, руки соскользнули, я попытался снова.
— Попробуй зубами.
Я уперся в нее лицом и вцепился зубами в узел. Сквозь ночную сорочку от нее исходило приятное тепло. Я мог чувствовать ее дыхание. Постаравшись не думать о ней, я сосредоточился на деле.
Узел чуть-чуть подался.
Я продолжал дергать. Зубы у меня заболели, но я чувствовал, что он подается. Убрав голову, я стал ковырять узел пальцами, пока он не развязался окончательно.
Труди освободила руки от веревок. Сбросив покрывала в сторону и наклонившись вперед, она принялась распутывать лодыжки. Пока она занималась этим, я грыз узел на своих запястьях. Вскоре он поддался, и руки мои были свободны.
Сидя на холодных досках между кроватями, я сражался с веревкой на лодыжках. |