Я никогда не сидела за столом, если были деньги, покупала тако, буррито или гамбургеры, которые тотчас возвращала уличным кошкам, поскольку меня бесконечно рвало. Мой желудок весь горел, рот разрывался, на губах и в носу появились язвы, уже не было ни чистоты, ни чего-то приятного — только разбитые стёкла, тараканы и помойные вёдра. И ни одного лица в толпе, которое бы улыбнулось, ни руки, что оказала бы мне помощь. Весь мир был населён наркоторговцами, наркоманами, сутенёрами, ворами, преступниками, проститутками и сумасшедшими. У меня болело всё тело. Я ненавидела это долбанное тело, ненавидела эту долбанную жизнь и ненавидела отсутствие долбанной воли, чтобы самой спастись от этого, ненавидела свою долбанную душу и свою долбанную судьбу.

В Лас-Вегасе я проводила целые дни ни с кем не здороваясь и не реагируя на слово или жест другого человека. Одиночество, этот ледяной коготь в груди, подавляло меня настолько, что мне и в голову не пришло простое решение взять телефонную трубку и позвонить к себе домой в Беркли. Его, телефона, было бы вполне достаточно; хотя на то время я совершенно потеряла надежду.

В самом начале, когда ещё могла быстро ходить, я обегала кафе и рестораны со столиками под открытым небом, где, в основном, сидели курильщики. Если на столе кто-то оставлял пачку сигарет, я немедленно подлетала и забирала её, поскольку могла обменять ту на крэк для себя. Я использовала столько токсичных веществ, сколько умела достать на улице, за исключением табака, хотя мне нравился этот запах, сильно напоминавший о моём Попо. Также я крала фрукты с временных, на колёсах, рынков или плитки шоколада из киосков при заправочных станциях. И, тем не менее, я как не смогла освоить печальное ремесло проститутки, так мне и не удалось стать хорошей воровкой. Фредди в этом деле был мастером — он сам говорил, что начал вороватьещё с пелёнок, и несколько раз показывал мне, как стоит это делать, с целью научить меня своим уловкам. И объяснил, что женщины крайне не внимательно ведут себя со своими сумками, вешают их на спинки стульев, оставляют на магазинных прилавках, пока сами что-то выбирают либо примеряют, бросают на пол, будучи в парикмахерской, вешают себе на плечо, когда едут в автобусах. Иными словами, сами везде ходят так, словно просят, чтобы кто-нибудь освободил их от проблемы. Фредди обладал невидимыми руками, поистине волшебными пальцами и скрытной грацией самки гепарда. «Смотри внимательно, Лаура, не отрывай от меня глаз», — бросал он мне вызов. Мы входили в некий торговый центр, и Фредди сразу же начинал изучать людей в поисках своей будущей жертвы. Прогуливаясь с мобильным телефоном у уха, притворяясь, что поглощён громкой беседой, он приближался к рассеянной на вид женщине, вытаскивал бумажник из её сумки прежде, чем я могла заметить, после чего спокойно удалялся, одновременно всё так же продолжая говорить по телефону. С тем же изяществом Фредди мог взломать замок любой машины или войти в отделы магазина и выйти через пять минут в другую дверь с парой флакончиков духов или часами.

Я пыталась применить воровские умения моего приятеля, но мне не хватало естественности в поведении, подводили нервы, да и мой несчастный вид вызывал лишь подозрения. В магазинах за мной уже наблюдали, а люди на улицах сторонились: я пахла сточной водой, мои волосы постоянно были сальными, а в выражении лица читалось сплошное отчаяние.

К середине октября климат изменился, по ночам стало холоднее, и некоторое время спустя я заболела, каждый раз мочилась с острой и обжигающей болью, исчезавшей лишь после принятия наркотиков.