И мы вышли пешком самым простым способом: через главную дверь. У Фредди был пульт дистанционного управления, открывающий решётку, так мы проскользнули по лестнице в темноту, двигаясь вдоль стены: он, поддерживая меня за талию, и я, опираясь на его плечи. А ведь он был ещё таким маленьким! Но храброе сердце моего друга, казалось, пересиливало его внешнюю хрупкость. Возможно, призраки с нижних этажей и видели нас, о чём сказали Джо Мартину и Китайцу, добавив, что меня спас Фредди, —этого я уже никогда не узнаю. Если им никто не говорил, в любом случае бандиты сделали соответствующий вывод, поскольку кто ещё стал бы рисковать жизнью, чтобы помочь мне.

Мы прошли пару кварталов в тени домов, удаляясь от здания. Фредди пытался остановить несколько такси, которые ехали за нами: должно быть, мы выглядели совсем плачевно. Он отвёл меня на остановку, и мы влезли в первый же подошедший автобус, не заметив, куда он идёт, и не обратив внимания ни на выражениеотвращения на лицах пассажиров, ни на взгляды водителя в зеркале заднего вида. Я пахла мочой, волосы мои растрепались, а на руках и обуви были следы крови. Нас могли высадить илиоповестить полицию, но и в этом нам повезло: никто этого не сделал.

Мы сошли на конечной остановке, где Фредди отвёл меня в общественный туалет, в котором я вымылась как можно тщательнее, но это не сильно помогло: одежда и волосы выглядели отвратительно. Мы сели в другой автобус, а затем в ещё один и ездили по Лас-Вегасу в течение нескольких часов, чтобы запутать следы.Под конец нашего пути Фредди отвёл меня в квартал негров, куда я ещё никогда не ходила, плохо освещённый, с пустыми в этот час улицами, скромными домами низкооплачиваемых служащих и рабочих, с плетёными стульями на верандах и внутренними двориками, полными барахла и старых автомобилей. После ужасных побоев, доставшихся за нахождение в чужом квартале, требовалось ещё больше смелости, чтобы теперь отвести меня туда. Мой друг, казалось, не особо переживал, словнообходил улицы этого района много раз.

Мы пришли в какой-то дом, ничем не отличавшийся от остальных, и Фредди несколько раз настойчиво позвонил. Наконец мы услышали громовой голос: «И кто только осмеливается беспокоить людей так поздно!» На крыльце зажёгся свет, дверь приоткрылась, из-за неё кто-тоосмотрел нас одним глазом. «Благословен Господь, Фредди, ты ли это?»

Это оказалась Олимпия Петтифорд в розовом плюшевом халате, медсестра, что выхаживала Фредди в больнице после полученных им побоев, этот сладкий великан, покровительница бездомных, великолепная женщина, стоявшая во главе своей собственной церкви «Вдовы Иисуса». Олимпия распахнула свою дверь и зажала меня между коленей африканской богини: «Бедная девочка, бедная девочка».Она на руках отнесла меня на диван в гостиной и ухаживала за мной с нежностью матери по отношению к новорождённому.

В доме Олимпии Петтифорд яполностьюпогрузилась вужас абстинентного синдрома, это хуже, чем любая физическая боль, но куда меньше душевной боли от ощущения себянедостойной или ужасной боли от потери кого-то столь обожаемого, какмой Попо. Я не хочу думать о том, каково было бы потерять Даниэля… Муж Олимпии Джереми Петтифорд —настоящий ангел, и «Вдовы Иисуса», несколько зрелых сеньор-негритянок, страдавших, властных и благородных женщин, сменяли друг друга, чтобы всячески поддерживать меня в самые худшие дни. Я сильно стучала зубами, и мой голос едва прорывался, чтобы попросить глоток, всего лишь один глоток чего-то крепкого, чего-нибудь, лишь бы выжить. Меня терзали дрожь и судороги, и осьминог беспокойства сжимал виски, я была взята в тискитысячей его щупалец, когда я потела, билась, боролась и пыталась сбежать. В таком случае эти замечательные вдовы удерживали меня, качали на руках, утешали, молились и пели мне, а также ни на мгновение не оставляли одну.

«Я разрушила свою жизнь, я больше не могу, я хочу умереть»,— рыдала я в какой-то момент, как только я смогла сказать что-то ещё помимо оскорблений, мольбы и проклятий.