«Я разрушила свою жизнь, я больше не могу, я хочу умереть»,— рыдала я в какой-то момент, как только я смогла сказать что-то ещё помимо оскорблений, мольбы и проклятий. Олимпия крепко схватила меня за плечи и заставила взглянуть ей в глаза, сосредоточить на них взор, обратить внимание, выслушать её. «Кто тебе сказал, что всё будет легко, девочка? Держись. Никто от этого не умирает. Я запрещаю говорить тебе о своей смерти, это грех. Вверь себя в руки Иисуса и проживёшь достойно семьдесят лет, которые у тебя ещё впереди».

Каким-то способом Олимпия Петтифорд достала мне антибиотик от инфекции мочеполовой системы и валиум, чтобы помочь мне справиться с симптомами ломки. Я полагаю, добрая женщина украла их прямо из больницы, сделав это с чистой совестью, поскольку рассчитывала на и так ожидаемое прощение Иисуса. Согласно объяснению медсестры выходило, что цистит уже достиг почек, но эти уколы приведут всё в порядок буквально за несколько дней, и ещё она дала мне пузырёк таблеток, которые стоило принимать последующие две недели. Я не помню, сколько времени страдала в агонии ломки, должно быть, всего лишь два-три дня, которые показались мне чуть ли не месяцем.

Я постепенно выходила из этой бездны, и вот я очутилась на поверхности. Я спокойно могла глотать суп и овсянку на молоке, отдыхать и даже иногда спать. Время то и дело подшучивало надо мной, и один час, казалось, длился, точно целая неделя. Вдовы меня купали, стригли ногти и избавили от вшей, также я залечила свои воспалённые от иголок и кабеля раны, сильно повредившие запястья и лодыжки. Мне делали массаж с детским маслом, помогающим избавиться от корочек на царапинах, мне выдали чистую одежду и присматривали, чтобы я не выпрыгнула из окна и не отправилась искать наркотики. Когда в конце концов я смогла вставать и ходить без посторонней помощи, я пошла с женщинами в их церковь — этотокрашенный в небесный цвет сарай, где её члены встречались своим узким составом. Все в основном афроамериканцы, молодых людей там не было,абольшинство составляли женщины. Да, я знала, что присутствующие здесь мужчины были вовсе не вдовцами. Джереми и Олимпия Петтифорд, одетые в фиолетовые атласные туники с жёлтыми нашивками, вели службу, на которой благодарили Иисуса от моего имени. Эти голоса! Люди пели всем телом, раскачиваясь, точно пальмы, с поднятыми к небу руками, радостные, такие радостные, что их коллективные песнопения очистили меня изнутри.

Олимпия и Джереми не хотели ничего обо мне выяснять, их не интересовало даже моё имя,было достаточно того, что Фредди привёл меня к двери их дома, и эти люди просто приняли меня к себе.Они догадались, что я отчего-то убежала, и всё же предпочли не знать, от чего именно, на случайесли кто-либо станет задавать им компрометирующие вопросы.Олимпия и Джереми ежедневно молились за Фредди, просили Иисуса, чтобы Он очистил своего раба от токсинов, чтобы тот принял как помощь, так и любовь Господа, «но порой Иисус не спешит отвечать, поскольку получает от людей слишком много просьб», — как это объяснили мне. Фредди также не выходил у меня из головы, я боялась, что мой друг попадёт в руки Джо Мартина и Китайца, хотя Олимпия свято верила в его хитрость и потрясающую способность выживать.

Через неделю, когда симптомы болезни исчезли, и я могла оставаться более-менее спокойной уже без валиума, я попросила Олимпию позвонить моей бабушке в Калифорнию, поскольку сама была неспособна так поступить. Было семь часов утра, когда Олимпия набрала номер телефона, что я ей дала, и моя Нини сразу же ответила, словно бы все эти шесть месяцевпросидела у телефона в ожидании. «Ваша внучка готова вернуться домой, приезжайте за ней».

Ещё через одиннадцать часов крашеный пикап остановился перед домом семьи Петтифорд. Моя Нини надавила пальцем на звонок с настоятельной любовью, и я упала в её объятия на глазах довольных хозяев дома и Майка О’Келли, достающего своё кресло на колёсах с помощью нескольких «Вдов Иисуса».