|
Кроме цитирования умерших поэтов Мануэль не говорит ничего. Наши беседы скорее похожи на монологи, в которых я высказываюсь о Даниэле; я не упоминаю Бланку Шнейк, поскольку она запретила мне это делать, но её присутствиеощущается повсюду. Мануэль считает, чтослишком стар, чтобы влюбляться, ему нечего предложить женщине, а мне кажется, егопроблема втрусости: он боится делиться, зависеть от кого-то и страдать; опасается, что рак Бланки вернётся иона умрёт раньше, либо наоборот, он оставит её стареть вдовой, что вероятно, поскольку Бланка его намного моложе. Если бы не жуткий пузырёк в мозгу,конечно, Мануэль был бы сильным и здоровым человеком даже в девяносто лет. Какая она, любовь пожилых? Я имею в виду физическую сторону вопроса. Занимаются ли они… этим? Когда мне исполнилось двенадцать лет и я начала шпионить за своими бабушкой и дедушкой, они поставили замок на дверькомнаты. Я спросила свою Нини, чем они занимаются взаперти, и она ответила, что молятся, перебирая чётки.
Иногда я даю советы Мануэлю, не могу сдержаться, и он обескураживает меня иронией. Как ни странно, я знаю, что он меня слушает и чему-тоучится. Постепенно Мануэль меняет свои монашеские привычки, онуже куда менее одержим манией порядка и более внимателен ко мне. Онне застывает на месте, когда я к нему прикасаюсь, и не убегает, как только я начинаю прыгать и танцевать, включив музыку в наушниках; мне нужнафизическая нагрузка, иначе якончу как те сабинянки Рубенса, толстые и голые, которых я видела в художественном музее Мюнхена. Пузырёк в его мозгу перестал быть тайной, поскольку Мануэлю не удаётся скрыть от меня ни мигрени, ни случаи, когда у него двоится в глазах и буквы на странице книги либо на экране компьютера размываются.Даниэль, узнав об аневризме, предложил клинику Майов штате Миннеаполис, лучшую в области нейрохирургии во всей Америке, и Бланка меня заверила, что её отец оплатит операцию, но Мануэль не захотел даже обсуждать этот вопрос: он и так уже слишком многим обязан дону Лионелю. «Дружище, всё равно, одной услугой больше, одной — меньше, не имеет значения», — опровергала Бланка. Я раскаиваюсь, что сожгла эту кучу купюр в пустыне Мохаве: фальшивые ли нет, они бы пригодились. Я снова стала писать дневник, который забросила на время, пока горела желанием писать Даниэлю сообщения в сети. Я подумываю отдать ему свои записи, когда мы снова будем вместе— так он сможет лучше узнать меня и познакомиться с моей семьёй. Я не могу рассказать ему всё, что хочу, по почте — электронные письма хороши лишь для ежедневных новостей да пары слов любви. Мануэль советует мне контролировать собственные порывы страсти, поскольку все сожалеют олюбовных посланиях, написанных когда-то, в мире нет ничего более пошлого и смешного, а в моём случае они ещё и не находят отклика. Ответы Даниэля краткие и довольно редки. Должно быть, он очень занят на работе в клинике илистрого соблюдает меры безопасности, навязанные моей бабушкой. Я занимаюсь чем угодно, лишь бы не сгореть от обжигающих меня мыслей о Даниэле. Были такиеслучаи, когда без видимой причины люди возгорались и исчезали в огне. Моё тело —спелый персик, его можно смаковать или уронить с дерева, и онпревратится в мякоть на земле среди муравьёв. Скорее всего, произойдёт второе, поскольку Даниэль пока не собираетсяприехать, чтобы попробовать меня на вкус. От этой монашеской жизни я постоянно в плохом настроении и выхожу из себя по малейшему поводу, но признаюсь, что впервые сплю хорошо,с тех пор как себя помню, и вижу интересные сны, пусть и не все эротические, как мне хотелось бы. После неожиданной смерти Майкла Джексона я несколько раз вспоминала Фредди. Джексон был его кумиром, и мой бедный друг, должно быть, сейчас втрауре. Что с ним будет? Фредди рисковал своей жизнью, чтобы спасти мою, а у меня так и не было возможности отблагодарить его. В чём-то Фредди похож на Даниэля: у него тот же цвет кожи, огромные, с густыми ресницами, глаза, вьющиеся волосы. |
