Бабушка с дедушкой забрали меня из детского сада и некоторое время обучали дома основам раскрашивания картинок и изготовлению пластилиновых червей, пока мой отец не вернулся из одной из своих поездок и не решил, что мне нужны отношения более подходящие для моего возраста— в дополнение к наркоманам Майка О`Келли, безвольным хиппи и беспощадным феминисткам, с которыми часто общалась моя бабушка. Новая школа состояла из двух старинных домов, соединённых крытым мостом на втором этаже, являвшимся архитектурным вызовом,— причём, казалось, будто само здание висит в воздухе из-за своей кривизны, подобно куполам соборов, как объяснил мне мой Попо, хотя я и не спрашивала его об этом. Они обучали по экспериментальной итальянской системе образования, по которой мы, ученики, делали всё, что хотели, в классах не было досок и парт, мы сидели на полу, учительницы не носили лифчики и сменную обувь, и каждая преподавала в своём собственном ритме. Возможно, мой папа предпочёл бы военную школу, но он не вмешивался в решениебабушки и дедушки, так как в данном случае они бы имели дело с моими учителями и помогали бы мне с домашними заданиями.

«Эта девчонка отсталая», — решила моя Нини, увидев, насколько медленно проходило моё обучение. Её словарный запас изобилует политически некорректными выражениями— такими как «отсталый», «толстый», «карлик», «горбун», «педик», «мужеподобная», «узкоглазый», и многими другими, которые мой дедушка пытался оправдать ограниченным английским своей жены. Она единственный человек в Беркли, который говорит «негр», а не «афроамериканец». По словам моего Попо, я не была умственно отсталой, а имела богатое воображение, что менее серьёзно. И время доказало его правоту, так как, едва выучив алфавит, я с жадностью принялась читать и заполнять тетради претенциозными стихами и выдуманными историями из своей жизни, горькой и печальной. Я поняла, что в писательстве счастье ни к чему — без страдания нет истории — и в тайне наслаждалась прозвищем «сирота», потому что единственными сиротами, окружавшими меня, были сироты из классических рассказов, причём все очень несчастные.

Моя мать, Марта Оттер, невероятная принцесса Лапландии, исчезла в скандинавских туманах, прежде чем я смогла определить её запах. У меня были дюжина её фотографий и подарок, который она послала по почте на мой четвёртый день рождения:русалка, сидящая на скале внутри стеклянного шара и при встряхивании казавшаяся покрытой снегом. Этот шар был моим самым ценным сокровищем до восьми лет, пока внезапно не потерял свою сентиментальную ценность, но это уже другая история.

Я в ярости, потому что моё единственное ценное имущество, моя цивилизованная музыка, мой iPod исчез. Думаю, его забрал Хуанито Корралес. Я не хотела создавать проблем бедному мальчику, но была вынуждена рассказать о случившемся Мануэлю. Он не придал моим словам никакого значения и лишь сообщил, что Хуанито попользуется им несколько дней, а потом оставит там, где он взял. Кажется, на Чилоэ так принято. В прошлую среду кто-то вернул нам топор, взятый без разрешения из сарая больше недели назад. Мануэль подозревал, у кого он, но было бы оскорблением требовать инструмент обратно, ведь одно дело одолжить вещь, а другое — украсть. Чилоты, потомки достойных индейцев и надменных испанцев, народ гордый. Человек с топором не дал объяснений, но принёс в дар мешок картошки, оставив его во дворе, прежде чем расположиться с Мануэлем на террасе, чтобы выпить яблочной чачи и понаблюдать за полётом чаек.