Священник и я отвели Мануэля в палатку, вымыли его влажной тряпкой и дали отдохнуть. Он проспал три часа подряд, съёжившись, будто его избили. «Оставь его в покое, американочка, и не задавай вопросов», — приказал мне отец Лион, прежде чем отправиться исполнять свои обязанности, но я не хотела бросать Мануэля и осталась в палатке охранять его сон.

На площадке перед церковью поставили несколько столов, за которыми встали священники, причащающие во время мессы. Затем началось шествие с образом Иисуса, которыйнесли верующие, певшие во весь голос, в то время как десятки кающихся ползли на коленях в грязи либо обжигали свои руки расплавленным воском свечей, взывая о прощении своих грехов.

Я не смогла сдержать своё обещание и снять на плёнку это событие для Даниэля, потому что во время беспокойного путешествия на Кагуач, я уронила камеру в море; потеря незначительная, учитывая, что у одной дамы выпал за борт щенок. Его спасли из воды, полузамерзшего, но дышащего, ещё одно чудо Иисуса Назарянина, как сказал Мануэль. «Хватит иронического атеизма, Мануэль, ведь мы можем утонуть», — ответил отец Лион.

Спустя неделю после паломничества на Кагуач, мы с Лилианой Тревиньо отправились навестить отца Лиона, это была странная поездка, совершённая в тайне, чтобы о ней не узнали Мануэль с Бланкой. Объяснения были бы обременительными, поскольку у меня нет права изучать прошлое Мануэля, тем более проделывать подобные вещи заего спиной. Мной движет привязанность, которую я к нему испытываю, привязанность, которая выросла в процессе совместной жизни. После того как Даниэль уехал и наступила зима, мы много времени провели одни в этом доме без дверей, где слишком мало места, чтобы хранить секреты. Мои отношения с Мануэлем стали более близкими; наконец он доверился мне, и у меня есть полный доступ к его бумагам, заметкам, аудиозаписям, и к его компьютеру. Работа дала мне повод рыться в его ящиках. Я спросила, почему у него нет фотографий родственников или друзей, и он объяснил, что много путешествовал, несколько раз начинал всё с нуля в разных местах и по дороге избавился от материального и сентиментального бремени. И добавил: для того, чтобы помнить важных для него людей, фотографии не нужны. В архивах Мануэля я не нашла ничего о той части его прошлого, которая меня интересует. Мне известно, что после военного переворота он больше года провёл в тюрьме, затем его выслали на Чилоэ, и в 1976 году он уехал из страны. Я знаю о его женщинах, разводах, книгах, но не знаю ничего о причинах его клаустрофобии или ночных кошмаров. Если я этого не узнаю, мнене представитсявозможности помочь ему, отчего я так никогда и не узнаю Мануэля по-настоящему.

Я много общаюсь с Лилианой Тревиньо. Она такая же, как и моя бабушка: энергичная, идеалистка, бескомпромиссная и темпераментная, но не такая властная. Лилиана договорилась, что мы тайно отправимся навестить отца Лиона на катере Национальной службы здравоохранения по приглашению её возлюбленного, доктора Хорхе Педрасы. Доктор выглядит намного моложе, ему только что исполнилось сорок, и он уже десять лет служит на архипелаге. Он расстался сженой, и сейчас идёт медленный бракоразводный процесс, у него двое детей, одинс синдромом Дауна. Хорхе думает жениться на Лилиане, как только станет свободным, хотя она не видит в этом преимуществ, говорит, что её родители прожили вместе двадцать девять лет и вырастили троих детей без документов.

Путешествие длилось вечность, поскольку катер останавливался в нескольких местах, и когда мы приехали к отцу Лиону, было уже четыре часа дня.