Даниэль Гудрич сообщилмне, что «ценит нашу дружбу и не желает прерывать общение», что я — исключительная девушка и бла-бла-бла в том же духе;короче говоря, что он меняне любит. Он не приедет на Чилоэ на Рождество — этобыло лишь моё предположение, на которое Даниэль так ничего и не сказал, так как никогда не планировал встретиться снова. Наше приключение в мае было очень романтичным, я всегда буду его помнить, — а пустословия всё больше и больше, — но у него своя жизнь в Сиэтле. Получив это сообщение на почту juanitocorrales@gmail.com, я сочла его каким-то недоразумением, путаницей из-за расстояния, и просто позвонила ему по телефону, сделав это впервые, и пошли они к чёрту, все меры предосторожности моей бабушки. Наш разговор был коротким и крайне болезненным— его невозможно воспроизвести, не мучаясь смущением и унижением, как я умоляла, а он отступал.

— Я уродливая, тупая, и к тому же алкоголичка! Неудивительно, что Даниэль не хочет иметь со мной ничего общего, — всхлипывала я.

— Хорошо, Майя, покритикуй себя, — советовал мне Мануэль, который сел рядом со мной, со своим кофе и тостами.

— И это моя жизнь? Спуститься во тьму Лас-Вегаса, выжить, случайно найти спасение здесь, на Чилоэ, влюбиться без памяти в Даниэля и тут же его потерять. Умереть, возродиться, полюбить и вновь умереть. Я не человек, а ходячее несчастье, Мануэль.

— Погоди, Майя, не будем преувеличивать, мы не в опере. Ты ошиблась, но твоей вины в этом нет, это молодой человек должен был быть осторожнее с твоими чувствами. Тоже мне, психиатр! Он просто придурок.

— Да, но довольно сексуальный придурок.

Мы улыбнулись, хотя я тотчас расплакалась опять, он передал мне бумажную салфетку, чтобы я высморкала нос, а затем обнял меня.

— Я очень сожалею о том, как обошлась с твоим компьютером, Мануэль, — прошептала я, зарывшись в его жилет.

— Моя книга сохранена, я ничего не потерял, Майя.

— Я куплю тебе другой компьютер¸ я тебе обещаю.

— И как ты думаешь это сделать?

— Я попрошу в долг у Мильялобо.

— Только не это! — предупредил он меня.

— Тогда мне придётся продавать марихуану доньи Лусинды, в саду ещё осталось несколько растений.

Мне нужно будет отремонтировать не только сломанный компьютер— от моей яростипострадали и книжные полки, и корабельные часы, карты, тарелки, стаканы и другие вещи, попавшиеся под мою горячую руку, я вопила, как двухлетний ребёнок, это была самая скандальная истерика за всю мою жизнь. Коты вылетели в окно, а Факинв ужасе еле успел забиться под стол. Когда около девяти часов вечера пришёл Мануэль, он увидел дом, выглядящий так, словно по нему прошёлся тайфун, и меня, лежащую пьяной на полу. Это было самое ужасное, за что мне стыдно больше всего.

Мануэль позвонил Бланке, которая тут же примчалась из своего дома, хотя она уже не молоденькая так бегать, и вдвоём им удалось привести меня в порядок с помощью очень крепкого кофе, они умыли и уложили меня в кровать и убрали следы разрушения. Я допила бутылку вина и остатки водки вкупе с золотым ликёром, что нашла в шкафу, и в результате опьянела до мозга костей. Я начала пить, совершенно не задумываясь.