— Ты был арестован?

— Да.

— А моя Нини? Ты знаешь, арестовывали ли её?

— Нет, её нет.

Как это возможно, что я так мало знаю о Чили? Я не осмеливаюсь спрашивать Мануэля, чтобы не прослыть невежей, но я начала копаться в интернете. Благодаря бесплатным билетам, которые доставал мой отец, будучи пилотом, мои бабушка и дедушка путешествовали со мной каждые выходные и каждый отпуск. Мой Попо составил список мест, которые мы должны узнать помимо Европы, прежде чем умрём. Так мы посетили Галапагосские острова, Амазонку, Кападокию и Мачу-Пикчу, но мы никогда не ездили в Чили, что могло бы показаться логичным. Отсутствие интереса моей Нини к посещению своей страны необъяснимо, потому как та яростно защищает свои чилийские обычаи и всё ещё волнуется, вывешивая с балкона трёхцветный флаг в сентябре. Я думаю, что она культивирует поэтическую идею Чили и боится столкнуться с реальностью или же здесь есть что-то ещё, что она не хочет вспоминать.

Мои бабушка и дедушка были опытными и практичными путешественниками. В фотоальбомах мы втроём появляемся в экзотических местах и всегда в одной и той же одежде, потому что мы уменьшили багаж до самого необходимого и вечно держали чемоданы наготове, по одному на каждого, что и позволяло нам тронуться с места буквально через полчаса, в зависимости от возможности или прихоти. Однажды мы с моим Попо читали о гориллах в журнале «Нэшнл Географик» о том, почему они вегетарианцы, кроткие и ценящиеединство семьи, а моя Нини, проходившая через комнату с вазой в руке, с лёгкостью тогда заметила, что нам стоит поехать и посмотреть на них. «Хорошая идея», — ответил мой Попо, взял телефон и позвонил моему отцу. Тот раздобыл билеты, и на следующий день мы отправились в Уганду с нашими набитыми чемоданами.

Моего Попо приглашали на семинары и конференции, и если он мог, брал нас с собой, потому что моя Нини боялась, что случится беда, и нас разлучат. Чили — это выступ между горами Анд и глубинами Тихого океана, с сотнями вулканов, некоторыеиз них с ещё тёплой лавой,они могут проснуться в любое время и утопить территорию в море. Это объясняет, почему моя чилийская бабушка всегда ожидает худшего, готова к чрезвычайным ситуациям и идёт по жизни со здоровым фатализмом, поддерживаемая несколькими католическими святыми по её же выбору и согласно смутным советам гороскопа.

Я часто пропускала занятия, потому что путешествовала с бабушкой и дедушкой и потому что меня утомляла школа; только мои хорошие оценки и гибкость итальянского метода обучения помешали исключению из неё. Средств у меня было в избытке: я притворялась, что страдаю то от аппендицита, то от мигрени, то от ларингита, а если это не давало результата, симулировала судороги. Моего дедушку было легко обмануть, но моя Нини лечила меня радикальными методами — холодным душем или столовой ложкой масла из печени трески, если только ей не было нужно, чтобы я пропускала школу. Это случалось, например, когда она брала меня с собой протестовать против войны, клеить плакаты в защиту лабораторных животных или приковывать себя цепями к дереву, чтобы помешать лесозаготовительным компаниям. Её решительность привить мне общественное сознание всегда была героической.

Не раз мой Попо приходил выручать нас из полицейского участка. Полиция Беркли снисходительна, она давно привыкла к уличным демонстрациям по любым благородным причинам, фанатикам с благими намерениями, способным месяцами разбивать лагерь на публичной площади, к студентам, решившим захватить университет ради Палестины, или к правам нудистов. Не были для неё в новинку и рассеянные гении, игнорирующие светофоры, и нищие, которые в прошлой жизни были в почёте, и наркоманы в поисках рая. И, наконец, полиция спокойно воспринимала любого добродетельного, нетерпимого и воинственного гражданина, находящегося в этом городе с населением в сто тысяч жителей, где почти всё разрешено, если это делается с добрыми намерениями.