Дон Лионель не единственный спасовавший перед Бланкой человек. С подачи этой женщиныболее двадцати добровольцев объединились, чтобы покрасить и подремонтировать школу; это называетсяминга, коллективный труд, когда несколько человек вместе бесплатно выполняют какую-то работу, зная, что когда им потребуется помощь, её непременно окажут. Таков священный закон взаимности: сегодня для тебя, завтра для меня. Так, здесь выращивают картофель, чинят крыши и латают рыболовные сети; подобным образом перевезли и холодильник Мануэля.

Рик Ларедо не окончил среднюю школу и, примкнув к каким-то головорезам, шатался по улицам, продавал наркотики малолеткам, воровал что-то по мелочи, а в полдень бродил в Парке, где встречался со своими старыми товарищами с Беркли Хай и, если то было уместно, они вместе проворачивали сомнительные дела. Хотя в этом он бы никогда не признался, Рик хотел бы опять вернуться в школьный гурт, откуда был выгнан, поскольку приставил дулопистолета к уху мистера Харпера. Здесь надо сказать вот что: сам учитель вёл себя слишком хорошо, даже вступился за ученика, чтобы того не исключали, однако Ларедо сам рыл себе могилу, оскорбляя директора и педагогов. Рик Ларедо очень тщательно следил за своим внешним видом, ходил в безупречных фирменных ботинках белого цвета, в рубашке без рукавов, чтобы все видели его мышцы и татуировки. Его смазанные гелем волосы стояли, точно шерсть дикобраза, а ещё у Рика было столько цепей и браслетов, что их можно было снять лишь с помощью магнита. Джинсы ему были велики настолько, что висели сзади на бёдрах, отчего Ларедо ходил, словно шимпанзе. Его внешний вид считался такой мелочью, которая не вызывала интереса ни у полиции, ни у Майка О'Келли.

Когда я решила лишиться девственности, то назначила свидание Ларедо, ничего тому не объясняя, на опустевшей парковке возле кинотеатра в безмолвный час перед первым сеансом. Издалека я видела, как он, вызывающе раскачиваясь, ходил кругами, поддерживая одной рукой брюки, настолько мешковатые, что, казалось, под ними ещё был подгузник, с сигаретой в другой руке, взволнованный и нервный, хотя они подошёл ко мне с видом напускного равнодушия, характерным для таких мужчин-самцов. Рик раздавил окурок на земле и посмотрел на меня сверху вниз, зло усмехаясь. «Поспеши, мне нужно на автобус, который будет через десять минут», — объявила я ему, снимая брюки. С его лица исчезла улыбка превосходства; он, возможно, ждал каких-то предварительных действий. «Ты всегда мне нравилась, Майя Видаль», — сказал он. И я тогда подумала: мол, по крайней мере, этот придурок знает моё имя.

Ларедо раздавил окурок на земле, взял меня за руку и хотел было поцеловать, однако я отвернулась: это никак не входило в мои планы, да и от Ларедо пахло машинным маслом. Он подождал, пока я сниму брюки, и тотчас прижал меня к асфальту и двигался в таком положении минуту или две, не сообразив, что занимается этим с новичком, его ожерелья и медальоны тыкались мне в грудь,а затем, точно мёртвый зверь, он рухнул на меня всем телом. Я яростно оттолкнула его от себя, вытерлась нижним бельём и выбросила его прямо на парковке, надела брюки, взяла свой рюкзак и убежала оттуда. Уже в автобусе я заметила тёмное пятно между ног, и вскоре моя блузка стала влажной от слёз.

На следующий день Рик Ларедо плотно обосновался в Парке, прихватив с собой диск с рэпом и сумочку с марихуаной для «его девочки». Мне было жаль беднягу, и я не смогла задеть его даже свойственными «кровопийцам» насмешками.