Через три месяца моего пребывания в академии, меня впервые посетили родные. Пока отец обсуждал мой прогресс с Анджи, я повела бабушку прогуляться в парке и познакомиться с викуньями, чьи уши я украсила лентами. Моя Нини принесла маленькую ламинированную фотографию моего Попо, запечатлённого на ней примерно за три года до его смерти, в шляпе и с трубкой в руке, улыбавшимся на камеру. Майк О'Келли принёс снимок на Рождество, когда мне было тринадцать лет. В тот год я подарила дедушке его потерянную планету: маленький зелёный шарик, меченный сотней цифр, которые соответствовали картам и иллюстрациям того, что должно существовать на ней,в соответствии с придуманным нами вместе вариантом. Дедушке очень понравился подарок; вот почему на фотографии он улыбался, как маленький ребёнок.

— Твой Попо всегда будет с тобой. Не забывай об этом, Майя, — сказала мне бабушка.

— Он мёртв, Нини!

— Да, но он всегда в твоём сердце, хотя ты этого до сих пор не знаешь. Сначала горе душило меня так, Майя, что я думала, мол, потеряла его навсегда, но теперь я почти его вижу.

—Ты уже не сожалеешь? Вот ты какая! — ответила я ей сердито.

— Я сожалею, но я с этим смирилась. Я чувствую себя лучше.

— Я тебя поздравляю. Я чувствую себя всё хуже и хуже в этом прибежище идиотов.Нини, забери меня отсюда, пока я не сошла с ума.

— Не драматизируй, Майя. Это намного приятнее, чем я думала, здесь есть понимание и доброта.

— Потому что вы в гостях!

— Ты сейчас хочешь мне сказать, что когда нас нет, они плохо с тобой обращаются?

— Нас не бьют, но применяют психологические пытки, Нини. Нас лишают еды и сна, они снижают способность к сопротивлению, а затем промывают мозги и внедряют в голову разные вещи.

— Какие вещи?

— Ужасные предупреждения о наркотиках, венерических заболеваниях, тюрьмах, психиатрических больницах, абортах, к нам относятся как к идиотам. Ты думаешь, этого мало?

— Я думаю, достаточно. Я прямо поговорю с этой тёткой. Как бишь её зовут? Анджи? Она ещё узнает, кто я такая!

— Нет! — воскликнула я, удерживая её.

— Как это нет! Ты думаешь, я позволю, чтобы с моей внучкой обращались как сзаключённой Гуантанамо?— И само чилийское лукавство зашагало по направлению к офису директора. Через несколько минут Анджи позвала меня.

— Майя, пожалуйста, повтори своему отцу всё то, что ты рассказала своей бабуле.

— Что именно?

— Ты знаешь, что я имею в виду, — настаивала Анджи, не повышая голоса.

Мой отец, казалось, не особо впечатлился услышанным и просто напомнил мне о решении судьи:реабилитация или тюрьма. Я осталась в Орегоне.

Во время второго визита, состоявшегося два месяца спустя, моя Нини была в восторге: наконец-то вернулась её девочка, сказала она, никакого макияжа Дракулы и бандитских манер, она увидела, что я здорова и в хорошей физической форме. И всё благодаря пробежкам по восемь километров в день. Мне разрешают это, потому, что как бы много я ни бегала, я далеко не уйду. Они и не подозревали, что я тренировалась, чтобы сбежать.

Я рассказала моей Нини, как мы издевались над стажёрами психологических тестов и над терапевтами, такими открытыми в своих намерениях, что даже новичок смог бы манипулировать ими, и зачем говорить об академическом уровне; когда мы выпустимся, нам бы дали диплом невежд, повесить на стену.