Я сидела на скамейке, тело ныло от пережитого за последние часы, и я была ошеломлена какофонией многочисленных огней этого нереального города, возникшего словно по волшебству в пыли пустыни. Улицы оживлял нескончаемый праздник: поток транспорта, автобусы, лимузины, музыка. И люди буквально повсюду: старики в шортах и гавайских рубашках, немолодые женщины в техасских шляпах, голубых джинсах, окаймлённых блёстками, и с искусственным загаром, обычные туристы, бедняки, много страдающих ожирением. Моё решение наказать отца оставалось твёрдым, я обвиняла его во всех своих несчастьях, но я захотела позвонить бабушке. В наш век мобильных телефонов общественную телефонную будку практически невозможно найти. В единственном пункте связи, пребывающем в относительно хорошем состоянии, работавшая там сотрудница не смогла либо не захотела сделать обратный звонок.
Я зашла поменять десятидолларовую купюру на монеты в казино-отель, одну из огромных роскошных цитаделей с пересаженными с побережья Карибского моря пальмами,вулканическими извержениями, фейерверками, и даже красочными водопадами с лишёнными моря пляжами.Выставленная напоказ роскошь и пошлость сосредоточена в нескольких кварталах, где также немало борделей, баров, игорных домов, массажных салонов и кинотеатров, специализирующихся на порнофильмах. На одном конце бульвара можно пожениться за семь минут в часовне, украшенной мерцающими сердцами, а на другом — развестись за такое же время.Вот как я описала бы всё здесь происходящее спустя несколько месяцев своей бабушке, хотя это было бы всё равно не всей правдой. Ведь в Лас-Вегасе есть прослойка состоятельных людей, живущих в зарешёченных особняках, окраины, населённые представителями среднего класса, где матери прогуливаются с колясками, разрушающиеся кварталы нищих и членов банд. Здесь есть школы, церкви, музеи и парки, которые я смутно видела лишь издалека, поскольку, в основном, я вела ночной образ жизни. Я позвонила по телефону в дом, принадлежащий моему отцу и Сьюзен, в котором теперь в полном одиночестве жила моя Нини. Я не знала, сообщила ли уже ей Анджи о моём отсутствии, хотя прошло только два дня с моего исчезновения из академии. Раза четыре в телефоне пропищали гудки, после чего записанный там голос сообщил о том, что следует оставить сообщение. Тогда я вспомнила, что по четвергам моя бабушка дежурит в ночную смену как волонтёр хосписа, подобным образом благодаря сотрудников за оказанную моему Попо помощь, когда он умирал. Я повесила трубку; до следующего утра мне так и не удалось никого найти.
В этот день я позавтракала очень рано и не захотела поесть с Феджевиком в полдень, поэтому теперь ощущала пустоту в животе, но всё же решила приберечь свои монеты для телефонного разговора. Я зашагала в противоположном направлении, удаляясь от источаемого различными казино света, от толпы, от фантастического блеска светящихся знаков, от каскадного шума транспорта. Одурманивающий город исчез и уступил место другому — тихому и мрачному. Бесцельно блуждая по улицам, дезориентированная, я вышла насонную улицу, села на скамейку крытой автобусной остановки, опёрлась на собственный рюкзак и вознамерилась немного отдохнуть. Уставшая и вымотанная, я заснула.
В скором времени меня разбудил незнакомец, тронув меня за плечо. «Могу ли я отвести тебя к тебе же домой, спящая красавица?» — спросил он меня тоном, каким подчиняют себе лошадей. Мужчина был низкого роста, очень худым, со сгорбленной спиной. Его лицо, обрамлённое жирными, точно солома, волосами, напоминало заячью морду. «Ко мне домой?» — повторила я, несколько смущаясь. Незнакомец протянул мне руку, улыбаясь и обнажая свои зубы в пятнах, и назвал своё имя: Брэндон Лиман.
В ту нашу первую встречу Брэндон Лиман был одет целиком и полностью в цвет хаки: рубашка, брюки со множеством карманов и ботинки на резиновой подошве. У него был обнадёживающий посетителей вид смотрителя парка. Длинные рукава закрывали татуировки на тему боевых искусств и синяки от игл, которых я до поры до времени так и не видела. |