С
радостью я расстался бы со всеми погруженными на нее сокровищами, если бы
вместо них она уносила домой меня. Но решение мое оставалось
непоколебимым, и к английским берегам мне было суждено вернуться лишь
много лет спустя и на другом корабле.
В порту оказалась большая испанская карака "Las Cinque Llagas", или
"Пять ран Христовых", готовая отплыть к Эспаньоле. Я выправил разрешение
на торговлю для купца д'Айла и под этим именем взошел на судно. Чтобы
обман не раскрылся, я, кроме того, накупил на сто пять песо всевозможных
товаров, которые, как я узнал, были в Индии в большом спросе, и погрузил
их в трюм того же корабля.
Все судно было забито испанскими авантюристами, по большей части
просто всевозможными мошенниками с самыми удивительными биографиями.
Впрочем, они были довольно сносными попутчиками, пока не напивались. К
тому времени я настолько овладел кастильской речью и приобрел такую
неподдельно испанскую внешность, что мае легко было сойти за их
соотечественника, чем я и не преминул воспользоваться, выдумав подходящую
историю о своем родстве и о причинах, побудивших меня пытать счастье за
океаном. В остальном же я, как и раньше, полагался только на самого себя.
Впрочем, несмотря на мою сдержанность и на то, что я не принимал участия в
общих оргиях, попутчики вскоре меня полюбили, главным образом за то, что я
врачевал их недуги.
О нашем плавании в сущности рассказывать нечего, если не считать его
печального окончания. Месяц мы провели на Канарских островах, затем
отплыли к Эспаньоле, и всю дорогу нам сопутствовала прекрасная погода,
только ветер был слабый.
Когда до Санто-Доминго, порта нашего назначения, оставалась, по
словам капитана, всего неделя пути, погода внезапно переменилась. С севера
на нас обрушился яростный шторм, усиливавшийся с каждым часом. Три дня и
три ночи наш неуклюжий корабль стонал и скрипел под ударами урагана,
который увлекал нас неизвестно куда. Наконец стало ясно, что, если буря не
утихнет, мы пойдем ко дну. Судно трещало по всем швам, одну мачту снесло,
а у другой сломало верхнюю часть на высоте двадцати футов от палубы.
Появилась течь. Но все эти беды ничего не значили по сравнению с тем, что
произошло на четвертый день. Огромный вал сорвал руль, и наше беспомощное
судно оказалось целиком во власти волн. Примерно через час зеленая стихия
океана еще раз обрушилась на палубу, вывернула якорный шпиль, и вода
хлынула в трюм. Теперь наша гибель стала неизбежной.
И вот тогда началось самое ужасное. В течение последних дней и
матросы, я пассажиры беспрерывно пили, пытаясь заглушить страх, и сейчас,
когда они увидели, что конец близок, все заметались взад и вперед по
кораблю. Молитвы, стенания и проклятия смешались в одном хоре. Те, кто был
еще трезв, начали спускать обе лодки. Вдвоем с одним достойным священником
мы пытались усадить в них детей и женщин, которых на судне оказалось
немало, но сделать это было нелегко. |