– До свиданья, – повторила я.

Он нехотя отвел от Вики глаза.

– До свиданья…

Я знала, он догонит меня. Я была уверена, мы не простимся вот так вот, словно и в самом деле далекие знакомые, которые не виделись много лет и еще много лет не сумеют видеться.

Прежде чем он поравнялся со мною, я обернулась.

– Давай постоим минутку, – сказал Юра. Он заметно задыхался, должно быть, за эти годы сдало сердце, уже тогда, в молодости, сердце у него, случалось, барахлило иногда.

Руслан и Вика остановились вместе со мной. Я сказала:

– Идите, я догоню вас.

Они прошли дальше.

– Как, отдышался? – спросила я Юру, стараясь, чтобы мой голос звучал весело, непринужденно.

– Сейчас, – ответил он. – Сейчас, одну минуточку…

Легонько похлопал себя по груди.

– Мотор, видишь ли, не всегда ритмично работает.

Наконец он отдышался. Мы медленно пошли вперед, по дорожке.

Он посмотрел на меня, я поняла, сейчас он начнет расспрашивать меня обо всем, ведь мы так давно не виделись, и ему охота знать обо мне побольше.

Я не ошиблась.

– Значит, это твой избранник?

– Давай договоримся с самого начала, – сказала я. – Если хочешь спросить о чем либо, спрашивай, только без этого ернического, залихватского тона, поверь, он тебе не идет и не красит тебя.

Юра кивнул, как бы соглашаясь со мной.

– Наверно, ты права, не красит.

– Раз сам понимаешь – тем лучше.

– Больше не буду, – покорно сказал он.

Так же он говорил когда то, когда мы ссорились и он хотел помириться, потому что мир его больше устраивал, он повторял тогда бездумно одно и то же:

– Больше не буду… Честное слово, больше не буду, веришь?

Но даже теперь, хорошо зная, как легко он относится к словам, не стараясь вдуматься в их смысл, хотя бы как то осознать, что скрыто за ними, мне захотелось ему поверить. И я почти силой удержала себя, чтобы не сказать:

– Верю, конечно же, верю…

Он между тем продолжал свое:

– Больше никогда не буду так говорить, даю самое пресамое честное слово…

Я не хотела спрашивать и все таки не выдержала, спросила:

– Зачем тебе все это?

– Что именно? – не понял он.

Я кивнула на шест, который он все еще продолжал нести.

– Ах, вот ты о чем.

– Да, об этом самом.

– Понятно, – сказал он.

Я заставила себя улыбнуться.

– Хорошо, что понятно, уже известный прогресс.

Я старалась говорить мягко, отнюдь не зло, хотя мною владело раздражение, в самом деле, что за нелепая фантазия у взрослого, даже очень взрослого человека?

Он спросил:

– Ну хорошо, пусть будет по твоему, только скажи, кому это мешает?

– Как кому? Тебе прежде всего.

– Мне не мешает, а, напротив, помогает жить.

Я усмехнулась.

– Что ж, иначе, выходит, нельзя?

Он сказал серьезно:

– А ты не смейся. У тебя, видно, все хорошо…

– И у тебя все как будто бы неплохо, – перебила я его. – Вон у тебя какая Лялечка!

Он пожал плечами:

– Будет тебе, Зоя, разве я о том?

– О чем же?

Он ответил не сразу:

– Мне нечем жить.

– Что значит нечем? – спросила я, тут же, впрочем, устыдившись своего вопроса.

– Вот так вот, очень просто, не че м.

Он произнес это короткое слово по слогам, глядя на меня в упор.

– Надеюсь, усвоила? Я могу жить только воспоминаниями или же окунувшись в условную форму.

– Что значит в условную форму?

– Это значит «бы», и ничего больше.