Она наполнила свой и Настин лафитнички.

– Давай выпьем, – сказала тихо. – Помянем Петю…

Они выпили, не чокаясь, глядя на Петину фотографию, лежавшую на столе перед ними. Помолчали, подумали.

– Убери водку, – посоветовала Настя. – На сегодня хватит.

– Даже предостаточно, – сказала Пастухова и поставила бутылку обратно в буфет. – Еще на разок нам с тобой останется…

Кто то постучал в дверь.

– К тебе, – сказала Настя.

– Это еще кто? – удивилась Пастухова.

Мелькнула невозможная, сумасшедшая мысль, вот и сбылось то, о чем давеча говорили, – Яшка явился!

– Открыто, – сказала она, с испугом и надеждой глядя на дверь.

Вошел Платон Петрович. Остановился на пороге, мутные глаза часто мигают, рот до ушей.

– С праздником, – произнес он свое любимое. – Вас обеих с великим праздником!

Настя недоуменно взглянула на него.

Пастухова внезапно проговорила:

– Благодарствуйте, прошу к столу не побрезговать…

Он послушался, сел за стол рядом с хозяйкой.

– Выпьете стопочку за мое новоселье? – спросила Пастухова.

Он многозначительно прикрыл левый глаз.

– Со всем моим удовольствием, да у вас же ничего нет…

– Найдется, – сказала Пастухова. Открыла буфет, достала из него давешнюю бутылку и стопку граненого стекла.

Платон Петрович с вожделением следил за тем, как она наливает водку, потом залпом опрокинул всю стопку в рот. Блаженно откинул назад голову, оглядывая комнату.

– Хорошо у вас, чисто…

Пастухова горделиво вздернула подбородок.

– А что, у Маши разве грязно было?

– Не так чтобы очень, но у вас получше, наряднее…

Он встал, подошел к стене, разглядывая открытки.

– Повсюду первоисточники у вас приколотые…

– Чего? – не поняла Пастухова.

– Эти, как их, картины…

– Открытки это, – внушительно отчеканила Пастухова. – А сами картины в Музее изобразительных искусств имени Пушкина, на Волхонке, слыхали про такой?

– Как же, как же, – неопределенно ответил Платон Петрович.

И должно быть, чтобы перевести разговор, произнес заученно:

– За ваш праздник, потому как…

– Знаем, – оборвала его Пастухова.

Настя все еще никак не могла уяснить себе, что это все означает.

– Кто это? – шепнула она Пастуховой.

– Сосед, – ответила Пастухова и обратилась к Платону Петровичу:

– Вы нас поздравляете, а мы вас хотим поздравить.

– С чем же это? – спросил он.

– С праздником.

– С каким же?

– Да все с тем же, с каким вы нас поздравляете.

Платон Петрович заметно обиделся.

– А я то при чем? Мне еще только пятьдесят шесть в нарте стукнет.

– Все одно, – задушевно сказала Пастухова. – Что вы, что мы – одинаково с ярмарки едем, не на ярмарку, а с нее с голубушки…

Платон Петрович несколько мгновений молча глядел на Пастухову, словно пораженный ее умом и пониманием жизни.

Потом, будто бы забывшись, машинально налил себе водки в стопку и торжественно провозгласил:

– В таком случае, за ваше уважаемое здоровье и за мое, одним махом!

Пастухова кивнула, переглянулась с Настей и на всякий случай отодвинула от него бутылку подальше…

Точка опоры

Рассказ

Месяца за два до начала войны у Василия Горбачева умерла мать. Была она всегда на вид здоровой, жизнерадостной, ни минуты не могла усидеть без дела, то шила, то вязала, то вышивала, то начинала ни с того ни с сего переставлять мебель в комнате или мыть пол, и без того чистый.