– Я тоже иду! – прозвучал сильный голос с другого конца стола. Это был епископ. – Если он думал о святых вещах, когда увидел призрака, это дело церкви и…

– Поспешим…– тиха сказал Джим Энджи и Геронде.

Они буквально слетели по ступенькам с возвышения, на котором располагался высокий стол, и поспешили вниз, причем идущий впереди Джим продирался сквозь толпу. Видя, кто перед ними, люди расступались, пропуская их.

Помня о приближавшемся епископе, Джим склонился над неподвижным телом Брайена, который лежал, плотно закрыв глаза,

– Обморок, – громко возвестил он жадно внимающим гостям и незаметно коснулся Брайена ногой. – Полагаю, он скоро очнется.

Брайен не шевельнулся.

– Да, – произнес Джим чуть громче, и вновь касаясь Брайена ногой, – глаза уже открываются.

Глаза Брайена внезапно широко распахнулись.

– Джеймс! – сказал он вполне нормальным, даже чересчур нормальным голосом. – Что случилось?

– Ты упал в обморок. Можешь подняться? Я помогу тебе.

Он наклонился и схватил Брайена за руку – как раз вовремя, чтобы помешать тому энергично вскочить.

– Помедленней…– тихо прошептал он.

Брайен понял намек и позволил, чтобы ему помогли.

– Ему надо немедленно пустить кровь! – произнес голос за правым плечом Джима. Джим обернулся и увидел сэра Гаримора Килинсворта, рыцаря, обменявшегося с Брайеном резкими словами в первый день их пребывания в замке.

– Не думаю, что это необходимо…– поспешно начал Джим.

– Сэр Джеймс! – сэр Гаримор закрутил кончик уса. – Ты маг, как всем здесь известно, но, осмелюсь заметить, ты можешь не знать, что следует сделать для рыцаря в обмороке. Хорошее кровопускание…

– Самонадеянные грешники, вот вы кто! – прогремел голос епископа за спиной Джима. – Дорогу князю церкви! А ты, сэр Гаримор, исцели сперва самого себя и позаботься о своей смертной душе, прежде чем осмелишься высказывать свои суждения о рыцаре, на которого, возможно, снизошло божественное видение! – Он обошел Джима, чтобы взглянуть на Брайена: – Ты не помнишь, что видел, сэр Брайен?

– Я… я…– начал заикаться Брайен, совершенно выбитый из колеи и поставленный перед необходимостью или солгать епископу, или объяснить всем, что он притворялся.

– Сейчас он не может вспомнить, – поспешно вмешался Джим. – Ему необходимы уединение и покой… и время, чтобы вспомнить, что он видел… если, конечно, он вообще вспомнит, пока видение не рассеялось!

– Оно не может рассеяться! – прогремел епископ. Он пристально взглянул на Брайена: – Когда ты в последний раз исповедовался?

– Нынче утром, милорд, – ответил Брайен. – Я хотел пойти на исповедь в полночь до последней мессы рождественского поста, но мешало то одно, то другое…

– Нынче утром! Великолепно! А ты выполнил свою епитимью?

– Да, милорд. Я…

– Прекрасно! Великолепно. Очищенная душа… Можно надеяться. – Он круто повернулся к Джиму: – Сэр Джеймс! Я полагаю, ты наилучшим образом подходишь для этого дела. Проследи, чтобы сэра Брайена препроводили в его комнату и он смог пользоваться тишиной и покоем, чтобы прийти в себя. В этот святой день мы не можем рисковать потерей того, кто удостоился видения. Оно слишком драгоценно. Поэтому я возлагаю на тебя ответственность… и хочу напомнить тебе, сэр Джеймс, о соглашении, по которому святая церковь разрешила таким, как ты, использовать свои знания, известные как магия.