Она вскочила и выбежала в коридор, по пути щелкая всеми выключателями, а потом исчезла. Я застонал и обхватил голову руками.

«Нет, нет, нет, нет».

Я вообще перестал понимать, с чем бороться. С болью? С дрожью?

Она вернулась. Руки у нее были мокрые. Она сжала мои запястья, и губы у нее зашевелились, зажурчала непонятная речь. Эти звуки предназначались не для моих ушей. Я уставился на нее.

И снова она потянула меня куда‑то; она была сильнее, чем я думал. Ей удалось поднять меня на ноги; я оказался на удивление высоким. Меня так колотило, что ее куртка свалилась на пол. В грудь мне ударил холодный воздух, и на меня накатила новая волна дрожи, так что я едва не рухнул на колени.

Девчонка поудобней перехватила мои запястья и потащила за собой, что‑то беспрерывно твердя. Голос был негромкий и успокаивающий, но за его обманчивой мягкостью чувствовалась сталь. Она втолкнула меня в какое‑то помещение, из которого пыхало жаром.

Боже, нет. Нет. Только не это. Я забился, пытаясь вырваться из ее рук, но взгляд мой был прикован к дальней стенке этого маленького помещения, облицованного кафелем. Там, точно разверстая могила, белела ванна. От воды валил пар, исходило призывное тепло, но каждая клеточка моего тела противилась этому.

– Сэм, не вырывайся! Прости. Прости, я не знаю, что еще делать.

Не сводя глаз с ванны, я уцепился за край двери.

– Пожалуйста, – прошептал я.

В моих воспоминаниях чьи‑то руки уложили меня в ванну, они пахли детством и уютом, объятиями и чистым бельем, да вообще всем, что я когда‑либо знал. Они толкнули меня в воду. Вода была теплая, температуры моего тела. Голоса хором начали отсчет. Моего имени даже не прозвучало. Вот тебе. Вот тебе. Вот тебе. Вот тебе. Удары оставляли в моей коже дыру за дырой, выпуская наружу то, что было скрыто внутри. Тонкие алые струйки просочились в воду, окрашивая ее. Я забился, крича и захлебываясь. Они молчали. Женщина топила меня и плакала; ее слезы капали в воду. «Я Сэм, – твердил я им, вскидывая лицо над красной водой. – Я Сэм. Сэм. Я...»

– Сэм!

Девчонка оторвала меня от двери и толкнула к ванне; я споткнулся и потерял равновесие. Я пытался удержаться на ногах, но она снова пихнула меня, и я, ударившись головой о стену, полетел в исходящую паром воду.

Я лежал неподвижно, я погружался в воду, она колыхалась над моим лицом, обжигала кожу, разливая по телу нестерпимый жар, поглощая сотрясавшую меня дрожь. Грейс бережно приподняла мою голову над водой, обхватила ее обеими руками, одной ногой стоя в ванне рядом со мной. Она промокла до нитки и вся дрожала.

– Сэм, – сказала она. – Господи, прости меня, пожалуйста. Прости. Пожалуйста, прости. Я не знала, что делать. Пожалуйста, извини меня. Прости.

Меня продолжало колотить, я мертвой хваткой вцепился в край ванны. Мне нужно было выбраться. Мне нужно было, чтобы она обнимала меня, потому что лишь в ее объятиях я чувствовал себя в безопасности. Я хотел забыть кровь, струящуюся из порезов у меня на запястьях.

– Выпусти меня, – прошептал я. – Пожалуйста, выпусти.

– Ты согрелся?

Я не мог ответить. Я истекал кровью. Я стиснул кулаки и прижал их к груди. Каждое колыхание воды вокруг запястий отзывалось во мне новой волной дрожи. Лицо Грейс исказилось от боли.

– Я пойду поищу термостат и включу отопление. Сэм, тебе придется остаться здесь, пока я не принесу полотенца. Прости, пожалуйста.

Я закрыл глаза.

Целую вечность я лежал в воде, держа лицо над самой поверхностью и не в силах шелохнуться, пока не пришла Грейс со стопкой разномастных полотенец в руках.