Она наклонилась и протянула руку куда‑то мимо меня; за головой у меня что‑то булькнуло и зажурчало. Я почувствовал, как утекаю в трубу в водовороте красной воды.
– Я не смогу вытащить тебя, если ты не будешь помогать. Пожалуйста, Сэм.
Она уставилась на меня, как будто ждала с моей стороны каких‑то действий. Вода утекала из‑под меня, из‑под моих запястий, плеч, спины, пока я не остался лежать в опустевшей ванне. Грейс накрыла меня полотенцем, оно было очень теплое, как будто она каким‑то образом его нагрела. Потом она взяла меня за располосованное запястье и тихо произнесла:
– Все, можешь вылезать.
Я смотрел на нее, не мигая, лежа в ванне с поджатыми коленями, точно гигантский кузнечик.
Она протянула руку и пальцем провела по моей брови.
– У тебя правда очень красивые глаза.
– Они у нас остаются, – сказал я.
Грейс вздрогнула от неожиданности при звуке моего голоса.
– Что?
– Это единственное, что остается у нас из прошлой жизни. Глаза не изменяются. – Я разжал кулаки. – Я родился с такими глазами. Я родился для такой жизни.
Точно не слыша горечи в моем голосе, Грейс отозвалась:
– В общем, они у тебя очень красивые. Красивые и печальные. – Она потянулась и сжала мои пальцы, глядя мне в глаза, удерживая мой взгляд. – Как ты думаешь, сможешь подняться?
Я смог. Глядя в ее карие глаза и не видя больше ничего вокруг, я выбрался на пол, и она вывела меня из ванной обратно в мою жизнь.
Глава 26
Грейс
35 °F
Мысли у меня разбредались в разные стороны. Я стояла в кухне и таращилась на шкафчики, увешанные фотографиями улыбающихся людей – членов стаи в человеческом обличье. В обычных обстоятельствах я принялась бы разглядывать их, чтобы найти Сэма, но перед глазами у меня стояло его скрюченное тело в ванне, в ушах звучал полный ужаса голос. Воспоминание о том, как его колотило в лесу, пока я не сообразила, что с ним происходит, снова и снова всплывало в моем перевозбужденном мозгу.
Кастрюля. Банка с консервированным супом. Хлеб из морозильника. Ложки. Кухню в доме Бека определенно обустраивал человек, не понаслышке знакомый с особенностями жизни оборотней; она битком была набита банками консервов и продуктами длительного хранения. Я выставила на стол все необходимое, чтобы соорудить нам что‑нибудь перекусить, и заставила себя сосредоточиться на том, что нужно было сделать.
Сэм сидел в соседней комнате на диване, укрытый одеялом, а его одежда крутилась в стиральной машине. Мои джинсы тоже вполне можно было выжимать, но они могли подождать. Я включила плиту, чтобы подогреть суп, и попыталась сконцентрировать внимание на гладких черных выключателях и блестящей алюминиевой поверхности.
Но вместо этого стала вспоминать, как Сэм корчился на полу, его пустые глаза и животное поскуливание, когда он понял, что теряет себя.
Руки у меня, когда я переливала суп из банки в кастрюлю, тряслись.
Это было невыносимо.
Нужно было держаться.
Какое у него было лицо, когда я затолкала его в ванну, точно так же, наверное, как его родители...
Нет, я не могла об этом думать. Открыв холодильник, я с удивлением увидела там галлон молока, первый скоропортящийся продукт, обнаруженный в этом доме. Оно было здесь настолько не к месту, что я как‑то встряхнулась. Срок годности истек всего три недели назад, так что я вылила зловонную жижу в раковину и принялась обследовать холодильник на предмет других признаков чьего‑то недавнего присутствия.
Когда я вошла в комнату с тарелкой супа и тостом для Сэма, он все так же сидел на диване. Вид у него был еще более удрученный, чем обычно.
– Ты, наверное, думаешь, что я полный псих.
Я с ногами забралась в клетчатое кресло напротив и обеими руками обхватила тарелку с супом, чтобы согреться. |